Хотелось бы узнать, кому звонит этот Богдан, что это за человек и какие у них дела. Вчера вечером звонил и три дня назад. Богдан Кантария. Ровесник Алеши, май 71-го. Можете узнать?
Хорошо, я попытаюсь. Денег с вас не возьму, сделаю для вас. Ну не для вас. Для Алеши. Для моего друга Болгарина. Пробью этого Богдана. Узнаю, с кем он связывался. Кто – он или она, где живет. Но содержание разговора – ни-ни. Это запрещено. А с кем связывался, скажу. Позвоните утром, после 11. Буду все знать. Сделаю это для вас, Феликс Петрович.
* * *
21 мая.
Утром я не смог до него дозвониться. Не снимал трубку, был вне зоны… Ближе к вечеру Артур позвонил сам. Был обескуражен. Извините, что не отвечал, Феликс Петрович, – не было информации. Не понимаю, зачем вам все это надо? Зачем это нужно вашему Богдану? Мы подняли записи его мобилы. Это она, Ирина. Та самая. Он что-то хочет от нее. Она получила УД О. Совсем недавно. Всего неделю назад. У нее ничего нет. Ни дизайн-бюро, ни квартиры. Где живет? Снимает, вот адрес, как обещал. Лерка, ее дочь, вообще неизвестно где. Знаете, что я вам советую? Не ищите ее, не суйтесь вы в это дело. Мне кажется, там как-то замешаны блатные.
Значит, Ирина. Он знал, что она освободилась. Что он хочет от нее, что ему надо, зачем звонит? Вряд ли именно она приходила к нему в квартиру подъезда В.
Когда я подбежал к автобусной остановке у метро Вирлиця, он был уже там. Что-то кричал в трубку, размахивал руками, лицо перекосило от бешенства и гнева. Шел проливной дождь. Никого из пассажиров автобуса не было.
Решительно ткнул пальцем в экран смартфона, прекратил разговор, сел на скамейку. Ждал. Чего он ждал?
Поздно, я не успел. Хотел предотвратить. Один раз уже опоздал. Ничего не смог сделать. Сейчас я был в шаге. Мог бы успеть. Мог бы помочь. Похоже, опять опоздал. Ему теперь не до меня, мне его не остановить.
Он посмотрел на часы. Я отвернулся. Стоял под навесом у витрины «Планеты оргазму», делал вид, что рассматриваю красную женщину с плеткой. Как обычно, праздновал труса.
Ровно через десять минут он резко встал и пошел по Армянской, прямо посередине проезжей части, не обращая внимания на дождь.
Из соседнего переулка вышла женщина в плаще. Они стояли друг против друга, метров в пятидесяти от меня. Стой, Алеша, стой, остановись. Я бежал к ним, кричал.
Они ничего не видели и не слышали. Между ними что-то происходило. Мне показалось, что через пелену и шум дождя я слышу его хриплый голос, вижу красные пятна на лице, вижу гримасу гнева, исказившую некогда красивое лицо, ужасную вмятину на виске.
Стой, Алеша, нет, нет… Нож, у нее в руке нож. О ужас… Нож уже торчит из живота, как из арбуза. Как в тот раз. Ирина бросает нож, бежит прочь, мне кажется, я слышу ее истошный, душераздирающий крик. Я иду к тебе, Алеша! Ноги – как вата, не слушаются. Хочу идти, не получается. Алеша, Алеша! Он держится руками за живот. Руки в крови, клетчатое пальто, носки когда-то щегольских плетеных мокасин тоже залиты кровью. Посмотрел на меня диким взглядом, развернулся и, прихрамывая, потрусил прочь на слабых, подгибающихся ногах. Мне казалось, его туфли оставляют кровавые следы на мокрой брусчатке. Нет, нет…
Кто-то подошел ко мне.
– Вам плохо?
– Там, там раненый. Ему надо помочь.
– Здесь нет никого, вам показалось. Пустая улица.
– Вон же кровь, следы, нож.
– Нет никаких следов. И ножа тоже нет.
– Куда он делся? – она же бросила нож на землю, я видел это.
– Вам нехорошо, присядьте на скамейку. Ребята, вызовите скорую, человеку плохо, он теряет сознание.
* * *
23 мая.
Дальше ничего не помню.
Нет, помню. Мне снится Ирина. Подходит ко мне, улыбается. Почему Алеша говорил, что она страшненькая? – некрасивая, конечно, но довольно обаятельная.
– Ну, здравствуй, Алешин папа. Спасибо тебе. Ты для меня это сделал. Ты родил Алешу для меня. Но его уже нет. Ты такой же симпатичный, как и он. Поцелуй меня. Поцелуй, не бойся. Ты не знаешь, как я целую. Наверное, забыл, как сладко могут целовать женщины. Ну что, тебе нравится, мой сладенький? Вот так, а теперь получи это.
Что-то теплое полилось по животу и ногам.
– Как больно, Ирочка. Ты убиваешь меня. Зачем ты это делаешь, почему ты-постоянно-нас-убиваешь? Почему-ты-постоянно-всех-нас-убиваешь? Мстишь за унижения, за свою поруганную женскую судьбу? Мы же не виноваты…
Вспомнил. Я все вспомнил. Сколько я здесь? Два дня? Кошмар, какой кошмар! Я в полном порядке. Что я здесь делаю? В отделении инкубаторов для выращивания детей. Нет здесь никаких инкубаторов, мне, видно, показалось – просто очень светлые стены. Сестричка, доктора позовите. Я в порядке. Проверьте, доктор. Я в форме. Какой спазм? Проверьте рефлексы. Все хорошо. Здоров, как в свои тридцать. Ну, хорошо – сорок. Доктор, вам сколько – пятьдесят? Вы можете запрыгнуть с места двумя ногами на стол? А я, – пожалуйста. Доктор, у меня дела, неотложные дела. Мало ли что еще два дня оплачены. Мне нечего здесь делать. У моего сына проблемы, очень серьезные проблемы, доктор. Это не шутка. Нет у меня времени на разговоры. Пожалуйста, возьмите расписку – никаких претензий.
Вот он, огромный, нелепый, каменный дом. Что с Богданом? Вы были 3 дня назад. На следующий день он ушел, больше не возвращался.
Ирина. Артур дал ее адрес. Это ей так просто не сойдет с рук.
Нет, ее уже нет третий день. Не знаю. Она живет одна.
* * *
24 мая.
Милиция, больницы – никакой информации об этих двоих. Артур, вы что-то знаете об Ирине? Никто ничего. Где Алеша, где Богдан? Объявите в розыск Богдана и Ирину, вот заявление. Никаких результатов, пока никаких результатов. Загадочная история. Все, никаких следов этих двоих. Может, их и не было? Алексей опять пропал. Что с ним? Пора уезжать. Завтра самолет. Если что будет, милиция сообщит.
Надо посетить могилу Алеши. Когда еще я сюда приеду? Может, и никогда. Посижу у могилки немного и все. Почему все? Я попробовал разобраться сам во всей этой истории. Пробовал подняться против течения времени и восстановить прошлое. Мне удалось. Кажется, что удалось. Это произошло. Ничего нового я не узнал и не выяснил, все повторяется, все это уже было когда-то на белом свете, дежавю. Как восстановилось, так восстановилось, правильно, неправильно – кто это знает?
Ничего не смог изменить. Тогда не смог. Теперь и подавно ничего уже не изменишь. Сына не вернуть. Может, он и жив где-то, живет своей тайной жизнью. Тайной… Но он уже не мой Алеша. Совсем чужой. И я больше ему не нужен. Как жаль, что я ему теперь не нужен.
Вот она могила Алеши. А что это рядом? Свежий песчаный холмик. На нем – деревянный крест. Каменная табличка: «Богдан Кантария». Дата рождения – как у Алеши. Дата смерти – 21 мая 2011 года, тот самый день, день, когда Богдан встретился с Ириной.
