— О чем ты все шепчешься с Селестой? — спросил вдруг Эрвин. — То есть переписываешься. То есть… тьфу ты! Ну да ты поняла.
Я развела руками — мол, о всякой ерунде.
— Не верю, — тут же произнес он. — Вы что-то затеяли. Сознавайся!
«И не подумаю, — покачала я головой. Эрвин уже приучился понимать меня и без слов. — Мы о своем, о женском… Селеста любит Герхарда. Она хочет спасти его. А я хочу спасти тебя».
— Я не заслужил этого, — негромко произнес Эрвин.
«Герхард говорит то же самое Селесте», — нацарапала я в блокноте, который теперь всегда держала под рукой, и сунула мужу под нос. Авось разглядит буквы в лунном свете!
— Сговорились, значит, — вздохнул он и тут же напрягся: — Так она тоже… знает?
Я кивнула.
— Ну конечно, сложно было не догадаться, если они стали мужем и женой, — вздохнул Эрвин. — Бедная девочка… Что ты так смотришь? Хочешь спросить, отчего я не пожалел брата вперед нее? Так он уже был проклят, а она и представить не могла, на что идет… И Герхарда я могу понять лишь отчасти.
Видно, взгляд мой был слишком выразителен, потому что Эрвин пояснил:
— Должно быть, он хотел оставить след на этой земле. Сына, если повезет, того, кто унаследует его кровь и титул, не даст всему этому кануть в бесконечность. Но это не извиняет его: Селеста ведь не знала, что с Герхардом не так?
Я кивнула.
— А ты знала… — негромко произнес он и спросил вдруг: — Скажи, а у русалок могут быть дети от людей?
«Почему нет?» — удивилась я.
Мы ведь были народом, который, если верить легендам, произошел от человека и спасшей его в бурю рыбы-дельфина. Это теперь мы знаем, что дельфин вовсе не рыба: он вынашивает и рождает детенышей, а не мечет икру, и кормит их молоком, как человеческие женщины. Говорим, правда, как привыкли… Люди, кажется, тоже не все знают, что дельфин куда больше походит на них, чем на какую-нибудь камбалу!
От бабушки я слыхала, что человеком тем был Создатель, который по рассеянности своей пропустил начало шторма, а потом уж спасался, как умел. И это он выручил самку дельфина, чуть не разбившуюся о рифы, и они поддерживали друг друга на плаву, пока хватало сил. А там уж волны улеглись, настало утро, и Создатель понял, что это хорошо…
Бабушка говорила еще, что далеко на севере считают, будто русалки произошли от тюленей, а не от дельфинов, но не отрицают, что Создатель отметился в нашей родословной. С другой стороны, кто же знает, сколько бурь пришлось ему пережить и с кем именно он встречал рассветы на далеких берегах?
— Нет, Марлин, оставь меня, — произнес Эрвин, отстраняясь. — Прости. Я не могу.
«Ты уже говорил, — кивнула я. — Не нужно повторять дважды, я запомнила с первого раза».
— Просто обними меня, — попросил он. — Когда ты делаешь так, я ничего не боюсь. Как тогда, когда я еще был птицей, а ты — русалкой: ты гладила мои крылья, и я верил, что сумею достичь берега… И я ведь добрался до него, — добавил Эрвин, — вот только не тем и не так, как хотел. И все же… Если бы не ты, я вовсе не увидел бы земли.
Я не размыкала объятий до самого рассвета, и Эрвин спал спокойно, так тихо, что порой я начинала прислушиваться — а дышит ли он?
* * *
— Герхард говорит, муж Элизы не желает, чтобы она общалась с нами, — сказала мне Селеста, когда мы встретились день спустя. Она была деятельной девушкой и не теряла времени понапрасну. Но увы, все ее старания были тщетны. — Он считает, что мы с тобою не те женщины, с которыми следует знаться его супруге.
«А не оскорбляют ли эти слова честь наших мужей?» — написала я.
— Я задала тот же вопрос, — ответила она. — Герхард был очень недоволен, получив такой ответ. Но ты ведь понимаешь, Марлин, он не может приказать нашему зятю взять и допустить нас к Элизе. И Андреас не может: это ведь гости, у них свои обычаи…
«Понимаю, — кивнула я. — Но это очень странно. С прочими гостями из той страны тоже приехали супруги, и хоть они ни с кем не видятся наедине, все же общаются с другими дамами!»
— Верно, — подтвердила Селеста. — Я подослала свою служанку к помощнице одной из этих дам якобы спросить об узоре на ткани… Ты видела ту пожилую женщину в темно-синем? Какая вышивка на ее покрывале! Как море звездной ночью, так и переливается…
Я снова кивнула: в самом деле, у той дамы наряд был редкостно хорош и интерес к такому рукоделию не выглядел наигранным.
— Они разговорились, девушка показала другие покрывала, рассказала, какими нитками это вышито, а моя Джен показала ей, как выплетать пояски из бисера. Словом, болтали они долго, обе рукодельницы, им нашлось о чем посплетничать, — улыбнулась Селеста. — Так вот, та девушка, Амина ее зовут, сказала, что Элиза мало с кем разговаривает. Даже придворные дамы, бывает, неделями не слышат ее голоса, а служанкам она только отдает распоряжения, и то не слишком часто. На то у нее есть помощницы, которые за нею ухаживают, наряжают, как прикажет супруг: Элиза плохо знает тамошние обычаи, а у них для каждого случая разные наряды. А еще есть цвета и украшения, которые можно надевать только по особенным праздникам, а какие-то камни, например, нельзя сочетать с определенными металлами…
Я удивленно посмотрела на нее.
— Извини, я заболталась, — вздохнула принцесса. — Джен так увлеченно пересказывала мне все это, что я невольно запомнила. Кстати, если так подумать, то супруг Элизы просто счел нас невоспитанными и вульгарными, он-то судил по обычаям своей родины, а не наших мест!
Я жестом попросила продолжать. Селеста была наблюдательна, вдруг она заметила и узнала что-то такое, что может нам пригодиться?
— На тебе позавчера было темно-синее платье и сапфировый гарнитур, — сказала она, — а в тех краях синее могут носить только солидные дамы, у которых уже взрослые дети, а еще вдовы и те, кто дал обет безбрачия. Но тогда им не положены драгоценности. А я была в голубом, и это тоже не годится, потому что голубой носят незамужние девушки! И я уж молчу про наши открытые руки и плечи, по тамошним меркам это просто верх неприличия… Да и волосы у них положено покрывать так, чтобы ни единой прядки не выбивалось. С этакими вот локонами, как у нас, красуются только всякие танцовщицы да девицы… гм… ну, ты понимаешь, какого рода.
«Бедняга, — пожалела я зятя, — должно быть, он не знает, куда девать глаза от стыда: в какую сторону ни глянь, непременно увидишь чье-нибудь декольте!»
Селеста взглянула на мою записку и рисунок, на котором красовалась дама с преувеличенно пышным, едва прикрытым платьем бюстом, и чужеземец, в ужасе закрывающий глаза ладонями, и захихикала, как маленькая девочка.
— Верно-верно, — подтвердила она. — Думаю, однако, смотреть-то, да и не только смотреть ему нравится, но приличия есть приличия: если он позволит Элизе общаться с нами, его осудят собственные придворные. А сами ведь времени даром не теряют… — Селеста понизила голос и добавила: — Джен сказала, эти господа очень темпераментны, а уж в окошки к здешним дамам забираются мгновенно, только помани!
