Хорошо еще, я помнила, как открывается задняя калитка. Ей обычно пользовались служанки, отправлявшиеся поутру купить свежей рыбы да посплетничать с рыбачками, а еще через нее можно было пройти в сад, а уж оттуда рукой было подать до покоев Эрвина.
Впрочем, туда мне не было нужно, я искала Анну и других служанок, и уж о чем они подумали, увидев меня в этаком виде, с полубесчувственной Селестой в обнимку, даже и не знаю.
— Госпожа… — шепотом выговорила Анна. Видно, я разбудила ее, застучав в двери, что было сил: на ней был ночной чепец и просторная сорочка с шалью поверх. — Что же это… как вы…
Правда, она тут же опомнилась и крикнула:
— Мия, Ленна, а ну живо раздуйте огонь! Вода еще не остыла, наливайте ванну! Госпожа, — снова обратилась Анна ко мне, — вы же как утопленница, и… ой, руки какие холодные! А это кто?
Я встряхнула Селесту, и та едва выговорила, стуча зубами:
— Я Селеста, жена Герхарда.
— Ох ты ж… — Анна между делом сноровисто заворачивала нас в теплые одеяла, а старуха Мари, тоже в невообразимом чепце и необъятной вязаной шали в кошмарных розах размером с капустный кочан, обмывала нам с Селестой ноги и обмазывала их какой-то дурно пахнущей мазью. — А где же его высочество?
Я только покачала головой и указала на Селесту.
— Ясно, госпожа, ее высочество расскажет, как отогреется? Верно я поняла? — Анна сунула мне в руки кружку с горячим травяным отваром напополам с вином. — Ну-ка выпейте живо, пока ванну наливают. Вас обеих надо отогревать, вы же синие, что твои русалки!
Селеста взглянула на меня, я на нее, и обе мы залились смехом: я беззвучным, ясное дело, а она — звонким, только чуточку неестественным. Видно, так прорвались наружу страх и усталость сегодняшнего дня, а еще горе… Я угадала — смех сменился слезами, но тут уж я ничего поделать не могла, а Анне не было равных: она умела утешать, как никто другой.
— Что же стряслось, госпожа? — бормотала она, когда Селеста, согревшись, уснула. Анна сумела даже накормить ее, полусонную, ну а я на аппетит никогда не жаловалась, а уж после таких приключений поздний ужин пришелся как нельзя кстати! — Бедняжки, откуда же вы пришли? С берега? И то, видно, ноги изрезаны, там же битых ракушек тьма-тьмущая и камни острые… Но почему оттуда? Неужто корабль разбился? Так ведь ясно сегодня было, вот разве что к утру гроза разразится, сейчас-то, почитай, только дождик накрапывает… А его высочество не повел бы корабль на рифы-то, он ведь их наперечет знает, с завязанными глазами обойти сумеет! Да и с чего бы вам морем возвращаться, если вы посуху уехали?
Она остановилась, чтобы перевести дыхание, а я взяла ее за руку и жестом указала наверх, на расписной потолок, где поднимались к солнцу принцы-лебеди, все одиннадцать.
— Его высочество… — проговорила Анна неверяще. — Он…
Я кивнула и принялась загибать пальцы: Эрвин, Андреас, Дитрих, Вернер, Кристиан, Герхард, Манфред, Вальтер…
— Быть не может! — жалобно произнесла она и присела на край моей кровати. — Нет, госпожа, ну как же… Они ведь снова сделались людьми, вы же знаете, как!
Я снова покачала головой и развела руки в стороны, изображая полет.
— Опять колдовство, что ли? — всхлипнула Анна, утирая глаза краем передника. — До чего ж его высочество невезучий на него, а! Хоть жив, скажите? Киваете, значит, жив… А далеко ли улетел? И почему вы с ее высочеством среди ночи, пешком да, считай, совсем раздетые шли?.. — Она вдруг осеклась и добавила серьезно: — А как вы досюда-то добрались? Неужто лебеди принесли?
Я улыбнулась и изобразила рукой бег косаток в волнах.
— Уж конечно, приплыли, — досадливо сказала служанка, а я кивнула. — Укладывайтесь-ка да спите, утро вечера мудренее… А я пойду прикажу запереть как следует все калитки да страже хвоста накручу, чтобы не вздумали дрыхнуть на посту! Сдается мне, не одна беда стряслась… За одну-то ночь, да еще в такую непогоду сюда никто не прискачет, но лучше уж следить в оба, верно, госпожа?
Я кивнула в ответ и уснула, кажется, едва коснувшись головой подушки, а когда открыла глаза, за окном вовсю хлестал ливень и задувал такой ветер, что деревья гнулись до самой земли, а гул прибоя слышен был даже в доме. Должно быть, маяк на мысу захлестывало, и как бы старику-смотрителю не пришлось сидеть там безвылазно, пока буря не уляжется! Ну да, наверно, припасов у него довольно: по осени шторма тут бушуют неделями, так Эрвин говорил.
— Как море-то ярится, — проговорила Анна, раздувая огонь в камине, — я таких бурь летом и не упомню. А тут словно морская ведьма метлой в котле помешала!
«Может, и помешала», — сообразила я. Вряд ли сестры сумели утаить от нее, что нашли меня, а она, должно быть, решила так же, как Анна: в этакую непогоду до усадьбы, а стало быть, и до меня добраться морем ли, посуху будет очень тяжело. Корабль запросто разобьет о рифы, вон какая волна! Ну а дороги моментально раскиснут, а кое-где наверняка случатся оползни, если ливень затянется. Проехать-то все равно будет можно, но сколько времени это займет?
И как-то там лебеди? Где пережидают бурю? Что, если она застигла их в полете? Сумели ли они выплыть, если стали на ночь людьми? Отыскали ли какое-нибудь пристанище, да хоть такой же крохотный островок, вроде того, что похож на голову тюленя?
— Как вы себя чувствуете, госпожа? — заботливо спросила Анна. — Не простыли?
Я покачала головой и указала на дверь, мол, как там Селеста?
— Подруга ваша даже не чихнула, — сообщила служанка. — Но не знаю, что уж это за пойло такое во фляжке, что у вас на плече висела, только одним запахом взрослого мужика с ног сшибить можно! Это им вы грелись? И откуда только взяли…
Я кивнула и развела руками, мол, а что оставалось делать? Надеюсь, Селеста не слишком мается от похмелья… Впрочем, после таких переживаний, может, она и не почувствовала ничего. Главное, не простыла — люди все же хрупкие создания, а уж юная девушка, да не рыбачка какая-нибудь, которой и буря нипочем, запросто могла слечь…
— Она к вам рвется, да я запретила ей вставать, у нее не ноги, а одна кровавая рана, — добавила Анна, — мы уж промывали-промывали, чтобы грязи не осталось. Мастер Йохан-то тоже уехал, а мы что смыслим? Позвали вот старую рыбачку, она на своем веку всякие раны повидала. Ну, та и сказала — этим вашим пойлом и залить, оно крепче самого крепкого вина. Ох и визгу было! И то, поди, на царапину — и то больно покажется, а так…
«А я? — удивилась я. — Почему я этого не помню?»
— А вы, госпожа, как заснули, так вот только и проснулись, — произнесла она. — Даже и не шелохнулись, пока мы с Мари над вами колдовали.
Я пошевелила пальцами ног — было больно, но терпимо, — решительно откинула одеяло и потянула к себе шаль.
— И вы туда же! — всплеснула руками Анна. — Уж полежите, отдохните, сейчас я вам завтрак принесу…
Я покачала головой и указала на часы, пальцем изобразив, как быстро перевожу стрелки вперед.
