— Верно, у чернявых светленькие редко рождаются, — кивнула Берта. — Бывает, конечно, и такое, но чаще все же дети в темную масть удаются. Должно быть, Элиза впрямь подкидыш. А раз так, стало быть…
«В ней нет королевской крови», — написала я и показала Селесте.
— Постой-постой… — нахмурилась она, — что ты хочешь этим сказать?
— Кровь этого рода очень сильна, — проговорила Мари, выйдя из глубокой задумчивости. У нее раскатились клубки шерсти, но она не обратила на это ни малейшего внимания. — Мачеха не смогла заколдовать принцев, ведь так? А еще… Давно это было, но поговаривали, что нынешняя династия берет начало от какого-то чародея.
— Точно, — кивнула Берта, — старухи сказки рассказывали чуть ли не о начале времен. Дескать, прежде в этих краях вовсе никакой власти не было, так, жили на мысу, молились веслу. Рыбачили, торговали чем-ничем с другими поселками. Ну а потом пришел откуда-то король-чародей со своею свитой да основал столицу, а потом уж и простой люд сюда потянулся.
Я подержалась за виски — казалось, голова вот-вот расколется, столько в ней роилось перепутанных мыслей.
— Но сами эти короли никогда не колдовали, — подумав, добавила Берта. — Ни одной сказки не припомню, где бы они сами волшбу творили. Вот спасти кого-нибудь, помочь, защитить от злодейства — это они могли, таких историй в наших краях больше, чем селедок в косяке…
— Шахди Оллеман тоже черноволосый и черноглазый, разве что смуглый, как все южане, — произнесла вдруг Селеста, поймала мой удивленный взгляд и пояснила: — Я вовсе не хочу сказать, что он родня нашим мужьям, династии не пересекались, это уж точно, этому меня выучили… Я говорю о том, что, если у Элизы родится от него сын, скорее всего, он будет похож на Оллемана.
«И на ее так называемых братьев», — кивнула я.
— Ага, бывает, что детишки на дедов похожи, — уловила мысль и Мари. — Вот и законный наследничек появится, а до той поры кто править-то станет? Принцы наши — фьють! — улетели, коронация не состоялась, на троне никого…
Я указала на Селесту, мол, как же она?
— Но она только супруга одного из принцев, да еще и не старшего, а не сестра, — покачала головой Мари. — Правда, я в этих королевских делах мало смыслю…
— Править будет тот, кто власть возьмет и удержит, — изрекла Берта и машинально сунула в рот прокуренную трубку. — Сдается мне, отец Селесты не отправится за тридевять земель через рифы дырявой шапкой уху хлебать. На кой ему наши скалы? А южанин-то тут, под боком, э?
Селеста нахмурилась, потом сказала:
— Кажется, у него есть еще братья и дядья, и каждый правит своим наделом, так у них принято. И, конечно, всякому хочется получить кусок побольше и послаще, а у Оллемана не так много воинов, чтобы справиться с родственниками, если те вдруг решат объединиться. Точно так вышло с его отцом: он договорился с кузенами и дальней родней, а те сговорились между собой, и вышла большая резня: каждый норовил прибрать к рукам земли получше и побогаче. — Она перевела дыхание и пояснила: — Этому всему меня учили и дома, и в обители. Нужно ведь разбираться, какие нравы и обычаи у соседей! Так вот, Оллеману повезло, что он выжил и сумел отбиться, но владения у него не очень велики и не так богаты, как ему бы хотелось. Только, повторюсь, захватить соседей он не сможет, вот и…
— Да, раз так, он как раз мог позариться на эти земли, — кивнула Мари. — Путь не такой уж далекий, а у нас бойцов-то шиш да маленько, почитай, одни дружины да, может, ополчение соберется. С кем нам тут воевать-то было? И правителя нет, кто командовать станет? Герцоги с графьями между собой прежде передерутся, поди, короли-то наши у многих в родословных отметились! Ну а пока суд да дело, Оллеман и объявится, — заключила она. Видно, Мари недаром столько времени провела при дворе, успела наслушаться всякого-разного. — У него уже, поди, и наследничек припасен, самый что ни на есть законный! Да еще младенец несмышленый — тут только знай, желающих регентствовать вовремя трави да души, чтоб под ногами не путались…
«Погодите, — написала я, прервав жестом словоохотливую служанку, — он ведь говорил, что они с Элизой расплатились жизнью первенца за возможность избавиться от колдовства!»
— А кто вам сказал, госпожа, что они не солгали? — приподняла седые брови Мари.
— Да уж, южанин соврет — не дорого возьмет, — добавила Анна, а Берта закончила:
— С ними и в море дело иметь — надо ухо востро держать. Обманут как пить дать. Есть, конечно, и достойные мореходы, но таких наперечет, их всякий знает… — Она прикусила черенок трубки крепкими, вовсе не старческими зубами и добавила: — А уж с сухопутными лучше и не связываться, себе дороже. Да они и сами про таких говорят, мол, бывают ушлые купцы, что норовят сразу на двух горбах верблюда усидеть, нет бы между!
Я невольно улыбнулась.
— Даже если и не соврал, может, у них уже второй народился? Нам-то откуда знать? Элиза не первый год замужем… А если все-таки других детей у нее нет, трудно, что ли, этому Оллеману у себя на родине найти черноглазого черноволосого мальчишку? — рассудила Анна. — Хоть племянника какого возьмет, а то и собственного сынишку от наложницы или рабыни, дел-то! Для нас южане, почитай, на одно лицо, а уж если это младенец…
— Ох и насочиняли же мы! — воскликнула Селеста. — Интриги, заговоры… А нам бы просто мужей вернуть!
— Просто только рыбы икру мечут, — пробурчала Берта. — Но и впрямь, нагородили мы знатно. Только что-то свернули не туда. Начали-то мы с колдовства!
«А как выглядела Лаура? — написала я. — Эрвин говорил, что она была красива, но и только».
— Она-то? — задумалась Анна. — Да, знаете, госпожа, на вас чем-то похожа. Статная, белокурая, глаза не то синие, не то зеленые, русалочьи прямо. Ну, постарше вас, ясное дело…
— Элиза сказала там, на корабле, что во второй раз колдунья пришла к ней по воде, на закате, — припомнила Селеста. — Может… может, это как раз морская ведьма и есть?
Я изо всех сил замотала головой, и, к моему удивлению, то же сделала и старая рыбачка.
— Что я, по-вашему, никогда морской ведьмы не видала? — ворчливо спросила она, видя наше недоумение. — Знавала я ее. Дружили мы, можно сказать.
«Как так? — изумилась я. — Она ведь давным-давно не поднимается на поверхность!»
— Что так смотрите, госпожа? — прищурилась Берта. — Может, и вы с ней знакомы?
Я кивнула. Теперь уж мне было несказанно любопытно, как это рыбачка умудрилась повидать старую ведьму, и я жестом попросила ее продолжать.
— Я еще совсем мальком была, — проговорила она и примолкла, видно, вспоминая. — Лет так пяти, вряд ли больше. Крабов мы ловили на дальней отмели, а потом кто-то и говорит: давайте до рифов доплывем, до них рукой подать! Там ракушек можно насобирать — взрослые в такие щели не пролезут, а нам в самый раз. Мы и поплыли, дурное-то дело нехитрое. Да только там такая зыбь оказалась, что и взрослый не вдруг выплывет… Ребята постарше назад повернули, а мне, помню, так хотелось одному мальчишке нос утереть, что я дальше поплыла. — Берта перевела дыхание и продолжила: — Они мне вслед кричали, возвращайся, мол, пока не поздно, но я не слыхала. Как на камни выбралась, не помню. Отдышалась, отплевалась, сижу и думаю: а назад-то как? Не доплыву ведь, силенок не хватит! А пока взрослые с лова вернутся, я уж окоченею на этом рифе, ветерок-то был будьте-нате… Ребята за стариком Дином побежали, он уж в море-то не ходил, но лодка у него имелась. Но пока до него доберешься, пока растолкуешь, в чем дело, — он к старости на ухо туговат стал… Словом, нет их и нет. Они потом уж сказали: дед решил, что они шутки шуткуют, да и погнал их веслом. И как тут быть? Лодку угнать — самих в море отнесет, не выгрести, даже если втроем на каждое весло сесть. Вот и сидели, ревели и ждали — вернутся родители, всем накостыляют, а меня, поди, уже живой не найдут — прилив начался, а он там высокий.
