— Неужто я сумею? — тихо спросила я. — У меня нет ни единой мысли о том, с чего начать!
— Как ты и сказала, начни с начала, — улыбнулась ведьма. — Эрвин, ты говорила, что-то искал. Быть может, и нашел, только сам не понял, что именно. Разбери его записи. Вас покамест никто не тронет: я уже сообщила своим кузинам и подругам, что живут далеко отсюда — теперь корабли шахди Оллемана не пройдут к берегам этого королевства. Топить их жаль, но уж полный штиль мы им обеспечим! Но не тяни, вечно так продолжаться не может — не они одни ходят по морю.
— Я понимаю, — сказала я. — Что ж… я постараюсь сделать все, что в моих силах. А ты, тетя… Я вдруг подумала: Элиза ведь сказала — «именно в этот день», когда снимала с братьев рубахи. Что это был за день?
— Своей головой подумай, — посоветовала она.
— Да… сейчас… — Я подобрала камешек и посчитала на песке, мне так лучше думалось. — Верно! Самые длинные дни в году, те самые, когда лебеди могли пересечь море! Значит, им снова пришлось отправиться к другим берегам?
— Ну откуда мне-то знать? — вздохнула ведьма. — Кто ведает, что придумала фея…
— А почему они изначально отправились именно туда? На родину Оллемана? Многие птицы улетают в иные края, летят неделю напролет и не всегда над морем… Может быть, здесь и кроется какой-то ключ к разгадке?
— Так поищи его, — сказала она. — Плыви, моя рыбка. Спасай своего принца и всех нас, да не мешкай. Помни о том, что завтрашний день всегда может стать последним…
— Голос-то и вправду не отберешь? — спросила я.
— Не отберу. И ходить теперь можешь без опаски. Не то много ты найдешь, немая да хромая! — фыркнула она. — Ну а прочее у тебя в крови.
— Это ты о чем?
— Попробуешь — поймешь, — загадочно ответила она. — Я ведь говорила, что прабабушка моя ведьмой не была. А вот бабушка…
— Унаследовала что-то от отца? — догадалась я.
— Да, но не только. После того как она побывала за той завесой, у нее будто прибыло сил. Может быть, это переход так действует, кто знает? Я и сама чем чаще бывала там, тем сильнее становилась, — добавила ведьма. — Правда, почернела, как головешка, сама видишь… Прежде я была не такой темной.
— А я? — Я невольно взглянула на свои руки, но особой разницы не заметила.
Может, там солнце такое особенное? На нашем севере оно тоже греет слабо, зато обжигает так, что тамошние люди порой смуглее южан!
— Ты туда один раз сплавала и времени там провела всего ничего, — фыркнула она. — Вдобавок ты другой масти, в отца удалась, наверно. Не почернеешь, так зазолотишься! И вот еще что… Дай-ка руку.
Она взяла меня за запястье, а свободной рукой провела по своему предплечью, украшенному сложным рисунком. Тут я заморгала от удивления: он шевелился! Мне показалось, будто по руке ведьмы скользнула тонкая-претонкая черная змейка и перетекла на мою, а потом… Потом я почувствовала нечто вроде того, как если бы под кожу мне вошла огненная игла и принялась выписывать круги и спирали, поднимаясь от запястья все выше и выше, чуть ли не до самого сердца. Я попыталась было вырваться, но ведьма держала крепко…
Теперь и моя рука была покрыта замысловатым узором, и я подумала, что придется носить перчатки, чтобы никто не увидел этакой красоты… Рано я беспокоилась: угольно-черный рисунок вдруг вспыхнул огнем, нет, золотом, а потом потускнел и совсем исчез. Вот только рука нестерпимо чесалась, как будто бы я по самое плечо обстрекалась о щупальца ядовитой медузы!
— Вот так, — удовлетворенно сказала ведьма, выпустив меня. — На виду ему быть ни к чему. Потом проявится, как вернешься под воду. Видишь мои-то украшения?
— А что это? — с опаской спросила я, коснувшись предплечья. Зуд понемногу утихал, но под кожей будто бы что-то шевелилось.
— Пока — просто оберег, — ответила она. — Если тебе будет угрожать серьезная опасность, ты это почувствуешь. Спасти оно тебя не спасет, но хоть предупредит. А теперь уходи скорее, тебе пора на сушу!
Я торопливо обняла ее и ринулась прочь из грота сквозь лабиринт из полипов. На этот раз они меня вроде бы и вовсе не замечали, и хорошо!
Мне становилось все тяжелее дышать, и ясно было, что нужно как можно скорее подниматься на поверхность. Успею ли я выплыть до той поры, как закончится действие зелья? Обидно было бы захлебнуться…
Восходящее течение подхватило меня и понесло вверх, к солнцу — на поверхности успело распогодиться.
Я вынырнула как раз вовремя — дышать под водой уже становилось невозможно.
Откашляв воду, я огляделась: берег оказался не так уж далеко, а вот бухта, где должна была ожидать меня Берта, едва виднелась.
«Вот она удивится, когда я ее окликну», — подумала я и поплыла к бухте. Невелик крюк, а оставлять старую женщину ждать после этакой бури и после всего, что она для меня сделала, некрасиво!
Я плыла, как привыкла, по-дельфиньи извиваясь всем телом. Правда, теперь приходилось взмахивать руками, чтобы поднять голову над водой и глотнуть воздуха. Люди обычно плавают, как лягушки, сильно толкаясь ногами, либо же молотят ими по воде, или вовсе гребут по-собачьи. Я пробовала так и сяк, мне не понравилось…
Внезапно я поняла, что бухта приближается очень уж быстро, хотя я не старалась грести изо всех сил, чтобы не выдохнуться раньше времени. Тут набежавшая волна приподняла меня и передала другой, и так, скользя по гребням, я добралась туда, где мы обычно купались с Эрвином. Здесь волны были уже совсем низкими, но и плыть оставалось всего ничего.
«Это ведьма наворожила или я сама? — подумала я. — Впрочем… она же сказала, что это у меня в крови. Если так… Спасибо вам, добрые волны, спасибо, быстрое течение! Я пока не могу ответить на вашу помощь, не знаю даже, как, но я научусь, обещаю. Пока же примите мою благодарность!»
Последняя волна ласково лизнула меня в щеку и откатилась с тихим шелестом, а я ступила на отмель, впервые за все время жизни на суше не испытывая боли…
16
— Вот так дела, — сказала Берта, увидев меня. Она сидела, нахохлившись, на перевернутой лодке и курила. — Эк вы, госпожа… вышли из пены морской, иначе и не скажешь! Узнали чего-ничего или даром топились?
— Кое-что узнала, — улыбнулась я, выжимая волосы, и была вознаграждена выражением лица старой рыбачки. — Вопросов, правда, стало больше, чем ответов, ну так ничего не попишешь.
Голос мой на воздухе звучал иначе, нежели под водой, но оно и понятно.
— Это вы что же… снова заговорили? — неверяще произнесла Берта. — Вот так дела! Ведьма пособила?
Я кивнула.
— Ну и хорошо, — сказала рыбачка, — а то замучаешься с вами объясняться. Принцессе-то хорошо, она грамоте разумеет, Анна с Мари тоже так-сяк разбирают, а я, бывает, буквы путаю. Не сподобилась как-то за всю жизнь выучиться, имя свое написать могу, и то ладно…
