«Море было совершенно спокойным, креветка ты бестолковая!» — подумала я, но сдержалась.
— Ну же, продолжайте, — подбодрил Эрвин каким-то незнакомым вкрадчивым голосом. — Кажется, вы с Марлин стали назваными сестрами?
— Да, верно… — Бузина чуть опустила ветви, и мне стало видно, как Селеста потупилась, теребя кисточку на поясе. — Я очень внушаема, об этом всегда твердил мне Герхард и призывал быть чуточку сдержаннее и рассудительнее. Что же поделать, если я не успела научиться этому! Марлин казалась такой сильной, такой уверенной, невзирая даже на ее немоту, вот я и поддалась ее уговорам…
Эрвин молчал, молчала и Селеста. Потом сказала, наконец:
— Здесь, на тихом берегу, у меня было время поразмыслить. Простите, Эрвин, если я скажу что-то, что ранит вас, но я не могу больше молчать!
— Так говорите же, — проронил он.
— Боюсь, Марлин ввела в заблуждение всех нас, — прошептала Селеста, оглядываясь. — Все эти истории о феях, об их коварстве, которые с таким удовольствием подхватывают старые служанки… Но судите сами, кто видел эту фею? И кто больше Марлин подходит на эту роль? Постойте, не перебивайте… Ваша мачеха, Лаура, была высокой, статной, белокурой, с глазами цвета моря, и посудите сами, разве Марлин не соответствует этому описанию?
— Равно как и вы, — напомнил Эрвин.
— Но мне в те годы было совсем мало лет, и я воспитывалась в обители, это любой подтвердит! А фея может прикинуться хоть девушкой, хоть старухой, разве нет?
— Допустим.
— И следом все сходится, — говорила Селеста. — Фея превращает вас с братьями в лебедей, и, хоть заклятье ее не выполнено, не оставляет своих козней. Она мучит Элизу и даже ее мужа! Чего стоит история с отданным первенцем… А видели вы, во что превратилась ваша красавица-сестра?
Эрвин молчал.
— И всегда, везде, где бы ни случалось несчастье, поблизости оказывалась Марлин, — горячо произнесла она. — Клаус умирал, а она исчезла, чтобы появиться в вашем доме! Разве обычный человек сумел бы проделать такой путь по морозу, в пургу?
— Марлин не обычный человек, — подал голос Эрвин.
— Об этом я и говорю! — воскликнула Селеста. — Если правда, что феи наслаждаются чужими страданиями, то возле вас она устроила пир горой! Ведь вы, Эрвин… о, простите, но при одном взгляде на вас, даже если не знать о тех кошмарных крапивных рубахах, сердце кровью обливалось, как подумаешь, что вам приходится выносить!
«Обними меня крепче, — говорил мне Эрвин еще тогда, давно. — Когда ты со мной, мне не страшно. Ты — как морская волна, ты смываешь усталость и боль…»
Сейчас он молчал.
— Должно быть, она выжидала и… питалась, — с содроганием выговорила Селеста. — А затем снова подвернулся случай — все братья собрались вместе! И ведь Элиза же вспомнила колдунью, пришедшую к ней по воде… Видно, тогда фея и решила покончить со всеми разом и снова превратила вас в птиц.
— А вы-то ей зачем понадобились? — спросил Эрвин.
— Я сама ей ни к чему, — ответила она. — Но я ношу под сердцем ребенка Герхарда, и, если бы вы не вернулись, он стал бы последним отпрыском королевской крови в этом мире. А кровь эта нужна фее для какого-то обряда, кажется, ради того, чтобы открыть врата в иной мир…
— Допустим, — кивнул он. — Но почему тогда вернулся я, причем прежним, без увечья?
— Должно быть, любовь к жизни в вас оказалась настолько сильна, что переломила даже заклятие, — сказала Селеста. — Любовь к жизни и… к ней. Я права?
— Отчего же она не воспользуется моей кровью? — спросил Эрвин. — Зачем ждать, пока родится ваш ребенок? Я — вот он, я полностью доверяю Марлин, и если бы она захотела, то давно перерезала мне горло! Или задушила, — добавил он справедливости ради. — Она намного сильнее меня.
— Может быть, дело в том… Марлин сама же и упоминала: феи обретают особенную власть в определенные дни года, — проговорила она. — Мой ребенок должен появиться как раз к весеннему празднику, но это ведь сложно предугадать, да и времени пройдет еще немало… И кто знает, сумею ли я доносить дитя до срока, выживем ли мы оба? А осеннее равноденствие уже вот-вот, и раз у нее есть выбор… — Селеста судорожно вздохнула. — Прошу вас, Эрвин, берегитесь! Вы — самый необычный из братьев, я слышала, как она говорила об этом. Вам угрожает опасность…
— Равно как и вам.
— Да, но вы можете защитить себя, вы взрослый сильный мужчина, а я — всего лишь слабая женщина, оставшаяся без мужа! — Селеста сделала шаг к нему, а Эрвин отступил. — И я прошу вас, как брата Герхарда… спасите меня!
— Вы всегда можете рассчитывать на мою помощь, — сказал он ровным тоном.
— Я говорю не об этом, Эрвин… — Голос Селесты вдруг изменился, сделался глубже и мягче. — Я уже сказала: у меня будет ребенок, сын вашего брата, ваш родной племянник! А вы… вы не дождетесь наследника от феи…
— Вот как?
— Она пообещала вам это? — делано рассмеялась Селеста. — И вы поверили? Даже если у нее и родится… нечто, человеком это не будет!
Эрвин молчал, во мне же вскипала ярость.
— Мы остались вдвоем, Эрвин, поймите же, — продолжала она. — Нам нужно держаться вместе, иначе фея сгубит нас поодиночке!
— Мы с Герхардом — одно лицо, верно? — произнес вдруг он. — А вы похожи на Марлин. Я верно вас понял?
— Да, Эрвин, — серьезно ответила она. — Сын Герхарда, если это будет мальчик, конечно, унаследует его земли, а девочке мы найдем достойную партию. У нас же будут свои дети… Впрочем, если вы захотите назвать сына Герхарда своим, я не стану возражать, да и он, думаю, только порадовался бы за нас…
— Да, как и Клаус, — кивнул он, отступая еще на шаг. — Мы все похожи. Как в сказке — лицо в лицо, рост в рост, волос в волос, голос в голос. Только на самом деле мы совершенно разные, и общего у нас с братьями — только внешность да кровь. Королевская кровь. Та самая, что не дает тебе покоя, верно?
— О чем вы? — недоуменно спросила Селеста и протянула руку. — Быть может, вы не поняли меня, я…
— Я прекрасно тебя понял, — оборвал Эрвин. — Не приближайся ко мне. Ты не та, за кого себя выдаешь. Мой брат никогда не женился бы на подобной твари!
— Эрвин… — прошелестела она и вдруг словно поплыла вперед, а ему некуда было отступать, за спиной его высились деревья…
— Не прикасайся к нему! — не выдержала я и ринулась вперед, перехватив ту, что выдавала себя за Селесту, в полушаге от своего мужа. — Не смей трогать то, что тебе не принадлежит, ты, мразь…
Она оказалась сильна и выдиралась из моих рук, как здоровенная скользкая рыбина, а я боялась сжать ее посильнее, чтобы не повредить настоящей Селесте, той, чье тело заняла эта гадина! Только и удалось, что схватить ее за локти, прижать лицом к деревьям и удерживать, и то она норовила высвободиться…
