– Как знаете, – улыбнулся он.
Путь до дома я преодолел бегом минуты за две и, буквально взлетев на нужный этаж через три ступеньки, открыл дверь и стал внимательно обходить каждый угол. Родной брат круглого негодника обнаружился через пару минут засунутым в трубку телефона, но так как аппарат стоял без линии уже несколько недель это навело меня на несколько неприятные мысли. Кому нужно было следить за мной, прослушивать разговоры, вставлять в телефонные аппараты жучки, да не простые, а сверхсовременные? Появились они, судя по всему, в квартире давно, не меньше года назад. Примерно в то же время был куплен и старый мобильник, а затем появился в моей жизни и Федор. Неужто это происки отдела? Негласная слежка за сотрудниками, старший брат всегда в курсе, и прочая лабудень, в которую я, признаться честно, не особо и верил.
Второй версией, на данный момент достаточно вероятной, но еще с полгода назад из разряда паранойи можно было считать прямую слежку эмиссаров императора за всеми охотниками, но слишком это сложно, как по задумке, так и по исполнению, так что расследование решено было приостановить.
Взглянув на часы и отметив, что еще минут сорок в запасе есть, я глянул на себя в зеркало, уж не побриться ли, и в конце концов поставив себе оценку «удовлетворительно», отправился на встречу.
– Привет, – кивнул я появившейся из дверей парадной журналистке, – все хорошеешь.
– И тебе не хворать, – улыбнулась Вера. – Куда девушку ведешь гулять, охотник?
– Да куда захочешь, – я пожал плечами и подошел к своей бывшей. – Можем в кино, можем в ресторан, я бы, вот, к примеру, перекусил чего.
– Давай второе, сто лет не была в ресторане, – решила Вера.
– Сто лет? – притворно удивился я. – А на вид и не скажешь, – и тут же получил маленьким кулачком в бок.
– Опять издеваешься?
– Шучу. – Я прикрылся руками и попытался уклониться от второго тычка. – Признаю себя кретином и клянусь впредь никогда так не поступать.
– То-то же! – кивнула девушка. – Так куда пойдем?
– В центр, – решил я. – Там этого добра навалом, заодно и выберем, что по душе. Там и мексиканские, и японские, и французские. Знаешь, что?
– Что? – прищурилась девушка.
– Вот мы с тобой вроде встречались, и не так чтобы мало, а я все равно многого о тебе не знаю.
– И что, например, ты хотел бы узнать сейчас?
– Какую кухню ты предпочитаешь?
– Давай японскую?
– Давай, только я палочками пользоваться не умею.
– Решаемо, – улыбнулась моя собеседница, – не умеешь – научим, не хочешь – заставим. Ну, веди, чего встал, как столб.
Повинуясь приказу суровой малявки, я поплелся рядом, распространяясь на тему погоды, последних новостей и других ничего не значащих вещей. В данный момент меня интересовал уж никак не поход в суши-ресторан, а таинственный предмет, перекочевавший из телефона в сигаретную пачку и сейчас мирно покоящийся в моем кармане.
– Ты все так же, по полям по лесам? – наконец прервала мое бессвязное словоизвержение журналистка.
– Так же, – подтвердил я. – Жизнь у меня такая, да и не умею я ничего больше.
– Так уж и не умеешь?
– Ага.
– А по мне, так замечательно умеешь еще кое-что.
– Например?
– Девушек бросать.
Я встал и в недоумении посмотрел на журналистку сверху вниз.
– Это ты не про себя ли часом? – поразился я вдруг полыхнувшей в голове догадке.
– Именно, – зло сжав кулачки, девушка пошла рядом со мной.
– Ничего не понимаю, – промямлил я. – У меня так сложилось впечатление, что это ты меня бросила.
– Я? – взвилась журналистка. Глаза её в тот момент полыхнули свирепым огнем.
– Ты, – развел я руками. – А что, разве не так?
– Каков наглец, – ахнула девушка. – Я, когда тебя сегодня услышала, думала послать подальше. Потом, пока разговаривала, решила обязательно тебя встретить и выцарапать глаза…
– Вот только без рук! – я вновь шутливо прикрылся руками, но Вера лишь метнула в меня суровый взгляд.
– Нужен ты мне больно, балда. Ты хоть сам помнишь тот момент, когда наши отношения начали разлаживаться из-за того, что ты отстранился?
– Не знаю, – пожал я плечами. – Все получилось как-то само собой, я попросту испугался.
– Чего? – иронично поинтересовалась Вера. – Неужто серьезных отношений?
– За тебя я испугался. – Я полез в карман и, достав пачку, вытянул оттуда сигарету. – Помнишь ту предновогоднюю ночь?
– Помню, – грустно кивнула девушка. – Зиму помню, холод помню, панический страх и непонимание происходящего помню. Еще помню тебя, твои сильные руки, уверенные слова, тепло твоих объятий помню. Я справилась, ты тоже справился. Нет, тогда все было нормально. А потом ты исчез.
Я стоял посреди улицы, в растерянности комкая сигарету.
Вот, оказывается, в чем дело, это я, на каком-то бессознательном уровне стараясь защитить, оградить от неприятностей единственного за долгие годы появившегося на моем жизненном пути родного и любимого человека, начал отдаляться, отодвигать любимую девушку, стараясь забыть и вычеркнуть из своей жизни. Не она, такая хрупкая и беззащитная, а я, здоровенный и неповоротливый олух, был причиной нашего расставания.
– Ты права, – кивнул я. – Моя вина, но ты пойми, нам порознь лучше, безопаснее, спокойнее.
– Нам, – звонкая пощечина обожгла мою щеку. – Нам?! Да ты хоть понимаешь, сколько бессонных ночей я провела, сколько слез выплакала в подушку? Да у меня до сих пор руки трястись начинают, когда кто-нибудь в толпе кричит: «Антон!» Оборачиваюсь, а тебя не вижу. Чертов придурок, – вторая пощечина – нормально, заслужил. – Ты меня не любишь? Честно скажи! У тебя кто-то есть?! Из-за нее бросил, да?
Третья пощечина показалась мне лишней, и я поспешил перехватить руку.
– Тихо, – улыбнулся я, – нет у меня никого, и кроме тебя не было. Я действительно хотел оградить тебя от всей этой мерзости, которая ежедневно выливается на мою голову. Моя работа крайне опасна, недруги сильны и злопамятны, и я бы попросту не перенес, если бы с тобой по моей вине еще что-то случилось.
– И что же нам делать? – произнесла Вера, шмыгая носом уже у меня на груди.
– Не знаю, – вздохнул я. – Можем, конечно, еще разок попытаться. Теперь ты в курсе, и если выберешь меня, то должна осознавать последствия, которые могут отразиться на нас обоих.
– Ишь, какой быстрый, – послышался тихий ответ. – Значит, вот так, бросил, а потом давай заново? Тебе еще потрудиться придется, чтобы я сменила гнев на милость. Торгуется еще, продавец.
Сказано это все было хоть и сурово, но несколько не убедительно. Обняв девушку, я провел рукой по её волосам.
