«Ну, все. “Шпионские страсти” на этом кончились, – решил Михаил. – Ничего я здесь не найду. Поверил бредням, связав смерть Александра Владимировича с тем, что было в компьютере. Может быть, кто-то писал фантастический роман, а чтобы было достовернее, побывал здесь до меня и описал все, что увидел. Кто-то придумал, а я поверил. Сразу вспомнилась строчка из рассказа Чехова “Жалобная книга”, очень точно описывающая все, что со мной происходит, – расстроился Михаил. – “Кто писал – не знаю, а я, дурак, читаю”. Я и есть тот самый дурень».
Он сел на стоящую у стены скамью, даже не стерев с нее толстый слой пыли. В голове было пусто. Мысли сразу отпустили, когда понял, что измерением уровня радиации ничего не найдешь. Излучение икон, если оно и было, утонуло в слое наложенного Чернобылем общего повышенного радиационного фона.
«Может быть, попробовать пройти со счетчиком вдоль стены и померить фон от пола до хотя бы высоты вытянутой над головой руки?.. Если тайник где-то там, то всплеск фона уловится через штукатурку».
Михаил еще часа два ходил вдоль стен с прибором. Нужных результатов не было. Снова сел на скамью и просидел минут сорок.
«Собираю манатки и домой», – окончательно решил Михаил.
На плече на длинных ремешках у него болтались два футляра. Один со счетчиком Гейгера, другой с фотоаппаратом. На камеру он угрохал кучу денег. Бесполезной коробкой она болталась за спиной, да еще ремешком зацепилась за край скамьи, на которой сидел.
«Раз аппарат, зацепившись за скамью, дал о себе знать, надо еще раз попробовать сфотографировать все шесть икон. Не нужно никакого света. Вспышку я соорудил очень мощную. Может, такое интенсивное освещение икон и даст какой-то результат и будет тем паролем, который откроет тайник. Ладно, сейчас попробую. Если ничего не получится, тогда руки в ноги и вон отсюда…»
Он последовательно сфотографировал все шесть икон и на экране фотокамеры получил изображение каждого святого. И опять никаких признаков того, что иконы несут какую-то дополнительную информацию.
«Все. Игрушки кончились!»
Михаил снова присел на скамью и стал складывать фотокамеру в футляр. В этот момент он почувствовал, что вокруг стало что-то меняться. Он понял, что в храме он не один. Кто-то был сейчас здесь и совсем рядом. Створка ворот храма чуть скрипнула. Как будто кто-то хотел войти в проем ворот, но ему это было трудно. Чтобы помочь себе, он опирался о створку.
«Еще кого-то несет. Снова кому-то надо что-то объяснять. Своим ведь он все разъяснил. Тот, кто за воротами, какой-то неуверенный. Стоит и не входит».
Михаил поднялся и подошел к воротам.
– Помоги, – тихо донеслось со стороны ворот.
Держась за створку, на пороге стоял белый, как лунь, старик с окладистой бородой, сухонький, еще не сгорбленный многими годами жизни и, кажется, даже с остатками военной выправки. Михаил, хотя в доме видел только голову священника, понял, что это и есть батюшка – собственной персоной отец Василий.
«В постели он был совсем плох, – подумал Михаил. – Как же он сюда дошел? Это и есть охрана тайника? Фотографируя иконы, я дал тревожный сигнал о том, что кто-то пришел за тайником. Но если сам факт засвечивания мощной вспышкой света какой-то из шести икон и есть пароль, открывающий тайник, то охрана в лице отца Василия пришла встречать меня не как врага, а как гостя. Я ведь выдал пароль. Значит, теперь я свой».
С этой мыслью Михаил подошел к воротам и протянул отцу Василию руку.
Наверное, Михаил все же был желанным гостем, потому что святой отец, опираясь на руку Михаила, еще раз попросил «Помоги». Так они парой и вошли в храм и сели на скамью, на которой перед этим сидел Михаил. В голову Михаила только сейчас почему-то пришла совсем простая мысль. Все, что со мной в последнее время происходит, с появлением отца Василия приобретает другое значение. Оказывается, все это не игрушки или научная фантастика, смешанная с детективом. И нельзя удрать. Ему, Михаилу, доверили определенную тайну, и, получается, он стал одним из элементов цепочки начинающих действовать функционеров. Когда придет срок, от него потребуют каких-то действий и результатов, чтобы потом все передать другому элементу той же цепочки.
«И еще, – стал быстро соображать Михаил. – Предыдущий элемент цепочки, допустим, случайно, но отдал мне свою информацию и ушел в мир иной. Сам или помогли, другой разговор. Короче, его нет. Стану ли я таким же звеном, от которого, когда придет время, избавятся? А оно, наверное, придет, когда я полностью отработаю вот уже сейчас получаемое задание. Да, но звенья цепочки функционеров были запрограммированы на выполнение определенной работы, а я нет, – думал Михаил. – Я случайный. Я тот, который гуляет сам по себе. Насильно меня заставить что-то сделать и потом все, что сделал, кому-то и так же насильно передать, можно только под каким-то гипнозом».
«В этой игре, – решил Михаил, – я должен попытаться быть только наблюдателем. Когда пирожок поджарится и будет готов, я его из печки выну и сделаю с ним, что захочу, например, съем. Но лезть в печку самому ни в коем случае нельзя».
Михаил обернулся к сидящему рядом старику. Отец Василий все же был действительно плох. Михаил определил бы это как «совсем плох». Своих ног ему хватило только для того, чтобы доползти до ворот храма. Как священник узнал, что пришла пора идти в храм, было загадкой. Впрочем, Михаилу сейчас было не до них. Нужно понять, где находится картина и как сопротивляться гипнозу, если он будет использован против него. Неужели дед до сих пор обладает достаточной энергией, чтобы сделать из него робота?
А в мозгу деда, очевидно, на автомате, стали включаться какие-то блоки. Как показалось Михаилу, сидящий рядом старик как будто превратился в говорящую куклу. Кукла неподвижно сидела на стуле, а из ее рта тихо и монотонной чередой текли слова, как бы считываемые с какого-то уже напечатанного и тщательно отредактированного текста. Текст заложили очень давно. До сегодняшнего момента «кукла» об этом ничего не знала. Отец Василий, вряд ли понимающий, о чем он говорит, напоминал работающий магнитофон.
«Но каким образом в мозг человека, да еще и священника, который всю жизнь заботился только о людях и Боге, ввели то, что сейчас так ловко транслируется, – удивился Михаил. – Если бы случайно во все это не влез какой-то Михаил, все могло так и остаться в небытии и совсем скоро уйти вместе с отцом Василием на тот свет. Но если о чем-то говорящий дед-“магнитофон” его сейчас не загипнотизирует – совершенно чужого человека, то психотронная пушка так и останется нематериализованной, – засомневался Михаил. – Правда, если гипноз удастся, то мне нужно будет еще преодолеть и определенный психологический барьер, отделяющий меня, Шевелева Михаила Матвеевича, финансового функционера средней руки, от очень даже криминального авторитета с тем же ФИО, использующего пушку для добывания денег».
Михаил снова взглянул на соседа. Абсолютно пустыми глазами батюшка смотрел прямо перед собой, шевелил губами, тихо произнося слова, и прерывался только тогда, когда по смыслу нужно было сделать паузу. Если закрыть глаза, то рядом с Михаилом крутилась лента, диск, работала флешка или какой-то иной носитель, с которого снималась определенная информация и вливалась в мозг Михаила. Еще немного – и Михаил уже с трудом понимал, что с ним происходит.
