Германия
Серебристый «Мерседес», не выбиваясь из потока машин, двигался в сторону Берлина. В машине был только один человек – тот, кто за рулем. Доктор Карл Кихнер – немного полноватый мужчина, лицо круглое, нос прямой с чуть заметной горбинкой, рыжеватые волосы с небольшими залысинами, на нем были белая рубашка с открытым воротом, легкий серый костюм и туфли под цвет костюма, он владелец небольшой фирмы, разрабатывающей заказные компьютерные программы. Всегда спокойный и выдержанный, сегодня доктор был не в своей тарелке. К проблемам фирмы, которые он должен был решать с соисполнителями и клиентами, и список которых он еще вчера подготовил, утром прибавилась еще одна. Она появилась из небытия из далекого прошлого и не его, а отца, давно ушедшего в это прошлое. Отца не стало тридцать лет назад.
На сером фоне дорожной полосы, бегущей навстречу машине, перед глазами Карла появилась картинка того дня, когда умирал отец. Умирал он в полном сознании. Только голос со словами, которые отец хотел на прощание сказать сыну, с каждой минутой становился все тише, а складывать в предложения слова давалось ему все с большим трудом. То, что услышал Карл, врезалось ему в память до последнего слова и интонации, будто из головы отца вынули каталог памяти и поместили в мозг Карла.Теперь уже не отец, а Карл в своих воспоминаниях переживал все, что происходило в далеком сорок пятом.
Германия. Дрезден
Слабость была такой, что не только нельзя было голову от подушки оторвать, но и шевелить пальцами рук и ног удавалось с трудом.
«Наверное, все, – думал Ганс Кихнер. – Хватит коптить этот свет и ждать, что его позовут из прошлого и напомнят о том, что он никогда и не забывал, – все, что ему доверили и что он так тщательно хранил. Когда придет приказ, он должен отдать это тому, кому прикажут». Приказа Ганс ждал всю жизнь. Тайна уйдет вместе с ним, если прямо сейчас или в ближайшие дни ее не передать следующему хранителю. Или все, что он всю жизнь хранил, станет бесполезным. Мысль о передаче секретной информации в последние годы приходила ему в голову все чаще. Приказа не поступало, а открыть тайну постороннему Ганс не решался.
Снова кадрами из настоящих фильмов ужасов и не менее страшными фотоочерками газетной хроники из небытия встают перед глазами картинки прошлого. Американцы уже третьи сутки выжигают город напалмом и фосфором. Когда тысячи маленьких пожаров, горевших по всему городу, соединяются в один общий, из огня и воздуха возникает вращающаяся воронка. С низким воем, напоминающим гул низвергающейся воды водопада, гигантская масса воздуха всасывается в воронку, создавая искусственный смерч. Восходящий поток огня с температурой, превращающей в пар все, что в него попадает, и подпитываемый свежим воздухом, скорость которого во много раз превышает скорость в обычном торнадо, хватает, уносит вверх и плавит все, что еще мгновение назад было развалинами домов, уничтоженных бомбами, и останками погибших. Громадное кострище, сложенное из каменных и деревянных строений, полное человеческих останков, предметов быта, памяти… – всего, что горит, сдобренное содержимым тысяч напалмовых и фосфорных зажигательных бомб, почти прогорело. То, что от него осталось, продолжало давать о себе знать пульсирующим мерцанием и всполохами огня от не до конца прогоревших, готовых в любой момент рухнуть деревянных каркасов домов. Над тем, что еще раньше называлось городом, низко двигались темные тучи, проливаясь на пепелище грязным, опаленным дождем.
За происходящим наблюдал человек. Нет, не наблюдал, а ждал, когда все кончится. Тогда он пройдет сквозь останки города, покинув подземное убежище в самом эпицентре напалмовых ударов и оставив в нем самых близких ему людей – отца, мать и молодую жену Гретхен. Месяц назад они поженились. Ему гарантировали, что его родным тоже будет позволено жить в бункере, построенном для защиты от гибели самых избранных людей государства. Он был одним из избранных. Об этом знали только два человека. Он, гауптман Кихнер, и тот, кто назначил его на должность избранного, хранителя тайны, рейхсфюрер Гиммлер. Ему была поручена не только тайна одного из первых лиц государства, но еще и не менее важное, а может быть, для сохранения тайны и самое сейчас важное. Государственным поручением было выбраться живым из этого смертельного молоха, а затем долгие годы беречь свою жизнь, защищая от любых попыток отнять ее у него. Только так тайна могла сохраниться для потомков. Сейчас, как бы трудно и невыполнимо это ни было, Кихнер должен уйти живым из сгоревшего города, он спрячется так, чтобы его жизнь была недосягаема ни для кого, и сколь нужно долго будет ждать сигнала о возрождении из пепла Великой Германии, возможно, это ожидание займет всю его жизнь до самой старости. Это приказ, и он, Ганс Кихнер, приступает к его выполнению с полным пониманием того, какие трудности могут встретиться на пути…
Из небытия, из глубин собственной памяти всплывают вырезки из газет, собственные видения, рисующие облик сгоревшего города, и его дорога через ад. Повсюду мертвецы и только мертвецы. Некоторые, как угли, совершенно черные. Другие целехонькие и как будто спящие. Женщины в фартуках с детьми сидят в неподвижных трамваях. Как будто немного задремали. Солдаты, которых можно распознать лишь по металлическим бляхам от ремней. Много женщин, девушек и маленьких детей. Тела сбиты в группы, словно так можно спастись от прихода смерти. На некоторых еще тлеет одежда. Из-под каменных и обугленных деревянных завалов торчат фрагменты рук, голов, ног, размозженные черепа. Тела с желтыми и коричневыми пятнами разложения, раздувшиеся от невероятной жары, окружены слоем газообразных выделений разлагающейся плоти. Лицо голого призрака – сплошная маска из волдырей. Волдыри вместо рук. Глаза как узенькие щелочки вздувшихся от ожогов век. Тело призрака изрыто маленькими черными ямочками – каплями напалма и фосфора, до костей прожигающими кожу и мышцы. У входа в общественную уборную, уткнувшись лицом в меховое пальто, лежит нагая женщина. Рядом мальчишка лет десяти. Лежат крепко обнявшись. Везде, куда мог достать взгляд, тела задохнувшихся от недостатка кислорода людей. Тела без одежды. Наверное, они ее сдирали с себя, пытаясь сделать хотя бы какоето подобие кислородной маски и получить возможность дышать. Многие, кто прятался в убежищах под землей, задохнулись от недостатка кислорода, вытянутого адским костром. Как только окружающий жар вдруг резко увеличивался, те, кто еще были живы, мгновенно сгорали, превращаясь в пепел. Тела на площадях лежат так плотно, что приходится идти с предельной осторожностью. Над развалинами домов, не до конца разрушенных огнем, поднимается смрад. Стаи уцелевших стервятников, очевидно из зоопарка, летают над трупами. Повсюду крысы, крысы…
Потом провал в памяти. И снова появляются картины, связанные со спасением порученной ему тайны и его самого. Секретная информация спрятана в его голове. Был еще и материальный носитель, и в случае, если эта маленькая коробочка будет уничтожена, Ганс должен будет по памяти восстановить ее, опираясь на секретные сведения и свой опыт работы радиоинженером. Маленькой коробочкой был приемник для обнаружения сигнала о восстановлении психотронного оружия, законсервированного немецкими специалистами на территории Советского Союза в конце войны. Приемник мог служить и своеобразным радаром, на большом расстоянии определяющим местонахождение восстановленной и находящейся в работе установки. При появлении русских на территории Германии Ганс Кихнер должен был спрятать приемник в таком месте, которое длительное время гарантировало бы сохранность устройства. Этим местом стала Дрезденская картинная галерея, в подвалы которой планировалось поместить тайник в виде антикварной статуэтки. В полость статуэтки была вмонтирована коробочка-приемник. Долгие годы приемник был способен работать в автономном режиме с питанием от батарей, заряжающихся от дневного и комнатного света. Зарядка была возможна не только тогда, когда антикварная статуэтка с вмонтированным в нее приемником экспонировалась, как сокровище музея, на выставочных стендах, но и тогда, когда экспонат находился в запаснике галереи. Оперативная связь между приемником и оператором, которому приемник должен был передать сигнал о реанимации психотронного оружия, обеспечивалась ретранслятором. Ретранслятор установили в квартире Ганса Кихнера, скрыв в фарфоровом филине. Глаза филина при изменении ситуации меняли цвет. Ганс помнил тот день, когда он пробирался по разрушенному ударами врагов и выгоревшему Дрездену к зданию галереи. Накануне в него попало несколько бомб, и останки строения еще горели. Под уничтоженным зданием, с пустыми глазницами окон и кое-где еще вырывающимися из них сполохами огня, пожирающего то, что осталось от галереи, находились подвальные помещения, бронированные как банковские сейфы. Собственно, это и были сейфы для хранения художественных ценностей, общая стоимость которых могла бы потягаться с содержимым самых крупных банков страны. За спиной Ганса в рюкзаке лежала тяжелая антикварная статуэтка. Она была бесценной. Сейчас у входа в подвал галереи, да и в самой галерее, кроме трупов, ничего. В живых после накрывших город жутким ковром американских бомб никого не осталось. Ганс с выданными ему ключами и шифрами, подсвечивая фонариком путь, спустился в подвал-сейф, достал из рюкзака статуэтку-тайник и поставил ее туда, где, согласно регистрационным журналам галереи, она и должна была находиться в запаснике.
