Как ни странно, но именно это мирило до поры до времени не обделенную умом Елену с нелюбимым мужем. Принцесса рыцарского братства прекрасно понимала – случись что с канцлером, даже отец не сможет защитить ее от этой своры могущественных возжелателей и ненавистниц.
Хотя замужество не очень радовало новоявленную княгиню. Все бы ничего, но одержимый страстью Волович изводил молодую жену еженощными телесными домогательствами. Однако тут уж ничего нельзя было поделать. Грубоватые ласки мужа приходилось просто-напросто терпеть. Быть красавицей – занятие не столь простое, как многим кажется.
Впрочем, Еленкина покорность на супружеском ложе обходилась Станиславу недешево. Казначей лишь охал да вздыхал, глядя на растущие расходы, но жаловаться князю было без толку. Тот потакал во всем жене-богине, годившейся ему своими юными годами в дочери. Зато, когда наряженная в усыпанный алмазами и жемчугами белый шелк Елена появлялась на каком-нибудь балу, которые случались в столице Речи Посполитой каждую неделю, все кавалеры зачарованно смотрели на нее, как на сошедшую с небес Венеру, а их жены и любовницы впадали в горькую тоску, даже не пытаясь соперничать роскошью нарядов с княгиней Волович. Со сластолюбивыми воздыхателями у своенравной дочери полковника сложилась своя, особая манера общения. Поймав взгляд очередного соблазнителя, она смотрела на него в ответ с таким насмешливо-надменным пониманием, что многоопытный придворный сердцеед ощущал себя уличенным в рукоблудии мальчишкой.
Одним словом, обжегшись на молоке, принцесса рыцарского братства не стала дуть на воду. Она даже не пыталась войти в круг избранной варшавской знати, а в гордом одиночестве шагала величавою походкой по этой новой, внешне столь прекрасной, но насквозь прожженной завистью и злобой, жизни, оставаясь в ней такой же одинокой, как и в глуши родительского хутора.
Был еще один изъян в Еленкином замужестве, на который ни отец, ни муж не обратили должного внимания. Венчание католика со схизматкой имело весьма сомнительную законность. Слава богу, этого никто не знал. Все были уверены, что, выходя замуж, православная литвинка перешла в католичество.
18
Предчувствие Шептицким новых бед оказалось ненапрасным. Все началось с того, что к канцлеру явился пан Мечислав с приглашением от Вишневецкого принять участие в празднике по случаю похода на Москву. В успех затеи хозяина заманить Станислава в свой дом, чтоб разузнать о том, куда девалось послание из Рима, дворецкий мало верил, но решил не упускать благовидного предлога побывать в имении литвина. Неудачи последнего времени, в особенности поражение при нападении на Папское посольство, требовали ответных действий, вот наперсник Вишневецкого и отправился лазутчиком во вражий стан. Ушлый соглядатай был очень удивлен, когда, войдя в покои канцлера, увидел не знакомого ему тучного Воловича, а полулежащую в роскошном кресле юную красавицу.
– Канцлера нет дома, они с моим отцом по своим воинским делам уехали к Радзивиллу. Передайте князю, что мы с мужем благодарим за приглашение и непременно будем у него в гостях, – сказала чаровница.
Наслышанная о любовных похождениях предводителя польской знати, сумасбродная Еленка не сумела устоять пред искушением лицезреть его воочию.
Даже такой отпетый негодяй, как Мечислав, малость ошалел при виде эдакой дивы, а потому счел за благо поскорее удалиться. Не поскупившись на подачку, приспешник Казимира принялся расспрашивать привратника о чуде, что предстало перед ним. Получив три золотых дуката, тот стал не в меру словоохотлив. Он-то и поведал о недавней женитьбе канцлера да ее несколько скандальных обстоятельствах. От слуг-то, как известно, ничего нельзя утаить.
Когда вечером, уже в опочивальне, Елена сообщила мужу о предстоящей поездке в гости к князю Вишневецкому, Волович впервые за все время их совместной жизни нахмурился и строго вымолвил:
– Вы, княгиня, поступили очень опрометчиво, дав согласие, не посоветовавшись со мной.
Своенравная красавица презрительно скривила алые губки и, явно ища ссоры, насмешливо ответила:
– Коли вы так заняты интригами, что жену уважить некогда, я могу одна поехать.
И, не давая рта раскрыть оторопевшему от ее слов Воловичу, сердито заявила:
– Вы с отцом целыми днями где-то пропадаете, а я должна одна тут в четырех стенах сидеть. Да мне в деревне и то лучше было. Все кругом меня любили, а здесь что? Какие радости? Раз в неделю, как заморскую зверушку, на показ в Варшаву возите, на потеху старым греховодникам князьям да их женам-мегерам песни петь. Одни того гляди затащат в темный угол и не лучше вашего поступят, а другие рано или поздно все одно отравят.
Сказав это, Еленка улеглась, не раздеваясь, на самый краешек постели, и, как в день их первой встречи, отрешенно уставилась на мерцающие за окном звезды.
Здравая мысль поучить строптивую жену даже не пришла в далеко не глупую голову Станислава, уж шибко он ее любил. Из всего услышанного его более всего обеспокоила Еленкина угроза одной поехать к Вишневецкому. Зная необузданный нрав дочери отважного полковника, он не исключал такой возможности. К тому же в словах жены была немалая доля истины. В медовый месяц можно было б уделять ей побольше внимания, а не выражать свою любовь одними ночными приставаниями.
Желая объяснить по-доброму нежелание свое ехать к Казимиру, Волович сел в ногах Елены, взял в руку ее маленькую ступню, нежно перебирая украшенные розовыми ноготками пальчики, он виновато изрек:
– Не гневитесь понапрасну, только страх за вас заставляет меня отказаться от этого приглашения. Сам-то я давно ищу с ним встречи, но не на пиру, на поединке. Когда Анна умерла, а тебя еще не было, – Волович впервые упомянул в разговоре с Еленой о своей прежней жене, – уже твердо порешил вызов ему бросить, но сейчас опять сомнения одолевают, снова жить хочу, – князь немного помолчал и с горькою усмешкой добавил: – В гости к Казимиру собралась? Да ты, девочка, представить себе не можешь, какой это страшный человек. Жаль, Шептицкого здесь нет, он бы тебя быстро образумил.
Вспомнив о хорунжем, к которому немного ревновал жену, Станислав умолк.
При первых же словах повинной речи мужа Еленка приподнялась, подперев свой нежный подбородок точеною рукой, она взглянула на него огромными синими глазами, в которых было явное сочувствие и жалость. Отходчивая, как все взбалмошные люди, княгиня уже жалела, что затеяла ссору, а потому участливо спросила:
– Боишься его, да?
Вопрос был задан без подвоха, как-то само по себе, но лучше б ей его не задавать. Даже самый жалкий трус не признает своих страхов перед истинно любимой женщиной. Станислав не был трусом. Отпрянув, словно от полученной пощечины, он гордо поднял голову и спокойно, без малейшей похвальбы изрек:
– Князь Волович, сударыня, в этой жизни только одного боится – вас потерять.
Устыдившись своей не в меру разыгравшейся строптивости, Еленка потянулась к мужу.
Обняв Станислава, она ласково шепнула ему на ухо:
