От печальных мыслей покорителя Сибири отвлекли литвины. Под началом своего, несмотря на давешний загул, свежего, как снятый с грядки огурец, хорунжего они затаскивали в башню новенькие пушки.
«Слава богу, нашли себе достойное занятие, все лучше, чем вино хлебать», – мысленно одобрил их строгий предводитель.
Утром следующего дня Ермак проснулся от грохота орудий.
– Никак, татары к Искеру подступили, – решил он и, наскоро одевшись, спешным шагом вышел на улицу.
Большинство казаков да стрельцов уже были на стенах. Лишь хоперцы расположились конным строем у ворот. Видать, они собрались идти на вылазку и с нетерпением взирали на Кольцо, который, встав на приставную лестницу, глядел за частокол, восторженно выкрикивая:
– Ай да побратим, я бы до такого не додумался.
Заметив Ермака, Ванька-старший помахал рукой:
– Иди сюда, ты подобного еще не видывал!
Позабыв о том, что собирался устроить ему выволочку, атаман взбежал по лестнице. Приобняв Кольцо за его крепкое плечо, он тоже выглянул за изгородь. Возле каждого из сложенных юнцами комьев снега лежало по десятку мертвых тел.
– Кто это их так?
– Сейчас увидишь, – весело ответил Иван.
В тот же миг на всем скаку из лесу вылетели Княжич с Бешененком и Соленый, а за ними лавина разъяренных татар. Вид поверженных сородичей, казалось бы, остановил их, но трое смельчаков не спешили прятаться в крепости. Осадив коней, они начали глумиться над врагами. При этом Ванька и Максимка крыли татарву на их родимом языке, а Семка строил кукиши да хрюкал, как свинья.
Нехристи народец очень злобный, необузданностью нрава казакам не уступят. На этом Княжич и построил свой расчет. Не стерпев обиды, сибирцы бросились на – насмешников. Как шкодливые коты, парни кинулись врассыпную, каждый к своему сугробу.
– Смотри, поляк, в Ваньку с казачатами не угоди, – закричал Кольцо.
– Не каркай под руку, от тебя и так одни невзгоды, – прозвучал в ответ ему сердитый голос Гусицкого.
Лихой разбойник нисколько не обиделся, в конце концов, не он же из-за Яна, а тот из-за него провел запрошлую ночь под замком.
– Вот зануда, еще тебя почище будет, – подмигнул он Ермаку.
Заливистый разбойный свист заставил атаманов разом оглянуться. Это Княжич подал знак своим отчаянным сподвижникам. Подхлестнув коней, парни стали отрываться от погони.
– Пали, – скомандовал шляхетский хорунжий, как только татарва приблизилась к сугробам. На сей раз литвины били из орудий попарно скованными цепью ядрами. Картечью-то и впрямь своих недолго зацепить, а такой заряд косит конницу немногим хуже железного крошева. Залп из десяти уже пристрелянных орудий оказался еще удачней предыдущего. Уцелевшие ордынцы с диким воем устремились обратно к лесу.
Выхватив клинки, Княжич с Бешененком принялись рубить бегущих без оглядки супостатов. Соленый попытался последовать их примеру, но, как говорится, влип. Настигнув здоровенного татарина, он не смог срубить его единым взмахом и тот, почуяв в нем никчемного бойца, сам набросился на Семку. Два его сородича, увидав, что за ними гонится один-единственный казак, тоже развернули коней. Первым же ударом верзила выбил саблю из юношеской руки.
– Ну вот и все, недолго я повоевал, – обомлев от страха, подумал Семка, но тут ему припомнился искаженный смертной мукой лик дяди Матвея и последние слова наставника «Не посрами меня».
– Не посрамлю, по крайней мере, живым не сдамся, – решил Соленый. Схватив свою заветную пищаль, он в упор пальнул в здоровяка татарина и, привстав на стременах, начал ею, как дубиной, отбиваться от нехристей.
– Пора, иначе пропадет малец, – сказал Ермак Кольцо, кивая на хоперцев.
– Не успеем, у него теперь одна надежда – на них, – ответил тот и указал перстом на Княжича с Бешененком. Прекратив преследовать убегающих ордынцев, они уже неслись на помощь другу.
А татарва тем временем почти что одолела Семку. Один достал его саблей в голову, другой ударил пикой в спину и вышиб из седла. С радостными воплями сибирцы спрыгнули с коней, чтоб захватить казака, но насладиться победой им не довелось, оба пали под ударами Ванькина клинка.
Когда уже со стороны реки появилась новая лавина ордынцев, Кольцо воскликнул:
– Вот теперь пора! – и прыгнув с лестницы прямо на коня, повел на вылазку хоперцев.
Иван с Максимкою не сразу заметили татар, оба хлопотали над Соленым. Хлопотал, вернее, есаул: разорвав свою рубаху, он принялся перевязывать окровавленную голову Семена. Бешененок стоял рядом и в свойственной ему манере нахваливал раненого друга.
– Молодец, главное, что ты перед врагом не обосрался. Я, так чуть в штаны не наложил, когда впервые довелось враз с тремя ордынцами сцепиться. Правда, мне тогда всего годов пятнадцать было, – добавил он, смутившись от своей излишней откровенности.
– Я тоже поначалу до смерти перепугался, даже рукиноги отнялись, но, как подумал, что в полон к татарам угодить могу и как они глумиться станут надо мною, сразу сила откуда-то взялась, – признался Соленый.
– Это верно, – кивнул Максим. – Нам, станичникам, во вражьи руки попадать никак нельзя, все одно замучают, так уж лучше сразу с честью голову сложить.
– Не зарекайтесь, в жизни всякое бывает, – нахмурившись, промолвил есаул, ему припомнился царский застенок.
– Все одно теперь ты, Семка, истинный казак, потому как в рубке сабельной не оплошал. Резаться с врагом лицом к лицу – это тебе не со стены из пищали в него постреливать, – заключил Бешененок.
Ощутив спиною приближение новой опасности, он обернулся.
– Глянь, браты, опять какие-то татаре на нас скачут. Похоже, надо ноги уносить.
– Да вижу, но давай уж до конца приманкой будем, сейчас Иван из крепости должен выступить, – берясь за рукояти пистолетов, ответил Княжич.
Видно, бог берег лихих лазутчиков, и Кольцо опередил сибирцев. Иван с Максимкою вскочили на коней, чтоб преследовать опрокинутых хоперцами татар. Соленый тоже попытался влезть в седло, но есаул остановил его.
– Сиди, с тебя на первый раз с избытком хватит, мы скоро возвернемся.
15
Оставив охранять Искер литвинов и стрельцов, Ермак с оставшимися казаками тоже вышел из крепости. Чем черт не шутит, вдруг ордынцы, что сбежали в лес, вновь соберутся с силами да ударят хоперцам в спину.
Проезжая по полю недавнего сражения, он увидел сидящего в снегу Семена.
– Живой, – искренне обрадовался атаман. – А я уж думал, все, конец молодцу пришел, когда увидел, как тебя ордынец пикой вдарил.
– Так я же в панцире, – смущенно улыбнулся юноша и встал перед большим начальником. – Мне Иван Андреевич свой одолжил. Я отказывался, говорил, вам самому кольчуга пригодится, а он ни в какую. Одевай и все, иначе в бой не пойдешь.
