– Странно, мурза по-нашему лопочет, как я по-ихнему, вполне бы мог без толмача обойтись, зачем ему Евлашка занадобился?
– Мне татарин этот тоже не нравится, уж очень харя у него хитрющая. Может, рубануть мурзу по черепу на всякий случай? – шутливо предложил Бешененок, потянув клинок из ножен.
– Моя бы воля, так я бы их обоих порешил, но боюсь, никто нас не поймет. Побратим, и тот считает, что я из-за Марии на Евлашку зло держу.
– Какой такой Марии? Уж не той ли полонянки, которую ты в доме у себя приветил?
– Хватит лясы точить. Я к Ермаку пошел, а ты распорядись, чтобы ясак в амбар снесли, – приказал Иван и, вновь взглянув на сотника с татарином, с досадою промолвил: – А неплохо было бы узнать, о чем паскуды эти шепчутся.
20
Карача с Евлампием тем временем вели беседу, услышь которую Иван, они б и впрямь недолго прожили на этом свете.
– Кто такой сей белый воин? – спросил мурза, как только они отъехали подальше от ворот.
– То Ванька Княжич, младший брат Кольцо. Редкостный злодей, за полюбовницу свою полячку половину царской стражи перебил, но государь его помиловал, видно, родственную душу в нем учуял.
– Так он же говорил, что к девкам равнодушен.
– Все врет, волчара. Так пьет да буйствует, аж связывать приходится, и ни одной бабенки мимо не пропустит, даже к моей Машке подбирался, гад.
– А кто такая Машка? – Жена моя.
– Как же так, другой мужчина твою женщину хотел забрать, а ты его за это не убил, – презрительно изрек татарин.
– Два раза пытался, да не вышло. Княжича за всяко просто не убьешь, он заговоренный, его ни пуля, ни сабля не берет.
– Значит, это и есть тот самый белый шайтан, о котором мои воины сказки сказывают, – припомнил Карача и принялся напутствовать Бегича. – Когда казаков поведешь ко мне, сделай так, чтобы его среди вас не было.
– А вот этого пообещать не могу. Ваньке, злыдню, никто не указ, коль захочет с братом ехать, так и сам Ермак не остановит.
– Ладно, ежели заявится, придется Надией пожертвовать. Перед этой рыжей сукой ни один шайтан не устоит, – похотливо ощерился мурза.
У опушки леса он остановился.
– Далее не провожай, а то как бы казаки о нашем сговоре не заподозрили. Через неделю жду тебя с большим Иваном.
– Скажи мне все-таки, зачем тебе Кольцо, – полюбопытствовал Евлампий, подозрительно глядя на татарина.
– Так я же говорил уже, чтоб от Кучума защитил.
– Ну, это ты ему рассказывай, я-то вижу – дело здесь нечисто.
Карача задумался на миг. Мурза, конечно же, не посвятил стрельца во все подробности своего замысла, но, увидев недовольную всем и вся харю Бегича, сразу понял, он и есть тот самый человек, который ему нужен.
– А что если с атаманом беда какая приключится, ты сильно станешь горевать? – вкрадчиво спросил татарин.
– Да нет, а коли ты и братца младшего его спровадишь в преисподнюю, даже благодарен буду.
– Значит, по рукам, как у вас, урусов, говорится, – ордынец протянул Евлампию свою худую, старческую длань.
Оказавшись у последней черты, отделяющей его от предательства, сотник не на шутку испугался, однако ненависть к Ивану вкупе с жадностью одолели страх.
– По рукам-то по рукам, но у нас в делах столь важных задаток принято давать, – напомнил Бегич.
– Ну коль за этим только дело стало, тогда считай, договорились, – хитро подмигнув, Карача достал из-под полы халата вместительный кожаный кошель.
– Ежели там серебро, пошел он к черту, мурло немытое. Стану я из-за такой безделицы головой своею рисковать, – решил Евлампий.
Но мурза, в отличие от него, жадным не был. В кошеле вперемешку с золотыми монетами, лежали кольца с самоцветами и другие драгоценности. При виде этого несметного богатства у Евлашки закружилась голова.
– Не сумлевайся, все, как надо, сделаю, – прошептал он пересохшим от волнения языком.
– Да я не сомневаюсь. Отказаться полюбовника жены сгубить, да еще озолотиться ко всему в придачу лишь безумный может, а ты на дурака-то не похож, – заверил Карача и похлопал по плечу предателя. – Стало быть, до скорой встречи.
Простившись со своим змеем-искусителем, стрелецкий сотник неспешным шагом двинулся обратно к крепости. На душе у Бегича кошки скребли, даже полный золота с каменьями кошель не шибко радовал. Евлампий был уже немолод и по-житейски, в общем-то, не глуп, а потому прекрасно понимал, что участь у предателя обычно незавидна. От былых собратьев по оружию лишь презрения да кары можно ждать, но, как правило, и новые друзья не очень жалуют. Да и как иначе-то, разве можно уважать изменой прокаженного.
«Это Ванька, сволочь, до жизни эдакой меня довел», – подумал он, пытаясь хоть перед самим собою оправдать свою подлость.
21
Видно, мать-природа не желала гибели лихого Ваньки Кольцо. Сразу после отъезда Карачи наступила ранняя сибирская зима. Вначале ударили морозы, да такие, что земля потрескалась, а Иртыш в три дня покрылся льдом. Когда ж немного потеплело, посыпал снег. Бегич тосковал.
– Коли дальше так пойдет, позаметет все тропы, как тогда до стана Карачи будем добираться. А вдруг Кольцо возьмет да вовсе передумает к сибирцам ехать?
Томление Евлампия подогревал еще и страх, он опасался, что мурза заподозрит его в обмане и через тех же остяков даст знать казакам об их сговоре. Тоску предателя развеял сам разбойный атаман. Как-то раз при встрече с сотником он спросил:
– Ты чего такой печальный?
– Не знаю. То ль по Машке, своей бабе, заскучал, то ли выпить хочется.
– Я бы тоже от винца не отказался, да нет его, все вышло, – развел руками Ванька-старший, однако тут же предложил: – Может, съездим в гости к Караче, мурза поцарски обещал угостить.
– Коли Ермак дозволит, отчего ж не съездить, – с трудом скрывая радость, ответил Бегич.
– Дозволит, никуда не денется. Мы зачем сюда прибыли, Сибирь покорять, или в этом городишке поганом отсиживаться? – возмутился Кольцо. После своего удачного посольства в Москву да государева прощения он изрядно возгордился и держался очень независимо, на что Ермак смотрел довольно равнодушно, как всегда, прощая старому товарищу присущие его душе мятежной слабости.
– Собирайся, завтра утром и отправимся. Попутчиков надежных я сам выберу.
– Княжича с собой возьмешь? – стараясь не глядеть ему в глаза, поинтересовался Бегич.
– Что, не желаешь с Ванькой ехать? – усмехнулся атаман.
– Да нет, скорей, наоборот, давно хочу с ним помириться, а этот случай для такого дела очень подходящий, где, как не на гулянке, всего лучше прощать старые обиды.
– Ну вот и славно, – одобрительно кивнул большой Иван.
