– Да, не повезло Андрейке моему с родителями, – с тяжелым вздохом согласился Княжич.
– Сам-то на себя не наговаривай, мне так кажется, ты очень даже славным батькой будешь – вон как проповедовать горазд. Если б я, душа пропащая, не сманил тебя в казаки–разбойники, наверняка попом бы сделался.
Силы покидали атамана, чтобы вновь не ткнуться ликом в снег, он привалился к Ванькину плечу и тихо прошептал:
– А помнишь, как мы на боярский караван ходили?
– Конечно, помню. Жизнь новую начать, пожалуй, можно, но прежнюю забыть никак нельзя, – еле сдерживаясь, чтоб не разрыдаться, ответил есаул.
– Ну все, ступай, а то еще расплачемся, как бабы, только этого нам недоставало, – скорее попросил, чем приказал атаман.
– Пора, Иван, татары вон, опять зашевелились, видать, хотят со всех сторон нас обложить, – поддержал его Гусицкий.
Княжич оглянулся, Карачи и Бегича на тропе уже не было. Растянувшись в редкую цепочку, по ней шла сотня Маметкуловых улан.
– Ну, погодите, сволочи, – недобро усмехнулся есаул и, держась поближе к круче, чтоб остаться незамеченным, легкими звериными прыжками рванул наперерез ордынцам. Дороги он достиг как раз в тот миг, когда последний приотставший воин стал спускаться к реке. Смерть досталась нехристю довольно легкая. Не издав ни стона, ни крика, улан свалился под копыта своего коня со свернутой шеей. Как только татарва отъехала на полет стрелы, есаул пронзительно свистнул и помчался уже изведанным путем к Искеру. Ордынцы ошалело глядели ему вслед, не зная, что же делать – исполнять приказ и сторожить засевших под обрывом урусов иль идти вдогон за беглецом.
Страх пред властью у татар в крови. В чем в чем, но в этом они забитым московитам не уступят. Не придумав ничего умней, их сотник направился к Маметкулу – пускай царевич сам решает, ему видней.
38
Проезжая мимо сложенных рядами возле юрты убитых казаков, предводители сибирцев вели неторопливую беседу.
– Пора кончать с урусами, покуда не сбежали, – сердито промолвил Маметкул.
– Не спеши, царевич, – хитро усмехнулся Карача. – Ермак очень осторожен, непременно лазутчиков пошлет узнать, что у нас творится, а коль поймет, что выручать уж некого, может и обратно повернуть.
– Гляди, мурза, самого себя не перехитри. Ни Кольцо, ни белого шайтана я здесь не вижу, – кивнул ордынский воевода на мертвые тела. – Стало быть, это они к реке пробились, а от таких бойцов чего угодно можно ожидать.
– Куда им деться, безлошадным да израненным, – хвастливо заявил старик, однако тут же озабоченно добавил: – Меня другое беспокоит – Надия пропала.
– Это та ногайская княжна, которую за блуд Гиреи в рабство продали?
– Она самая, – горестно вздохнул Карача.
– Седой уж весь, а все никак не уймешься. Нашел время о рыжей потаскухе горевать, – пристыдил его насмешливо царевич.
– Зря смеешься, эта тварь раньше дружбу с казаками водила, похоже, белого шайтана полюбовницей была.
– Полагаешь, она с ним сбежала?
– Все может быть, – неуверенно изрек мурза.
– Тогда тем более кончать урусов надо, заодно и девку твою вернем, – с откровенною издевкой сказал царевич.
Карача собрался было снова возразить, но не успел. В это время к ним подъехал уланский сотник. По его растерянно-испуганному лику оба поняли – опасения Маметкула оправдались.
– Говори, – строго, но беззлобно дозволил царевич. Он совершенно справедливо решил, что виноват во всем мурза со своими хитростями, а не его боец.
– Один из казаков сбежал, – став перед вождями на колени, виновато поведал улан.
– Да как ты смел такое допустить? – завопил Карача и рубанул несчастного клинком по склоненной шее.
– Зачем? – дрожа от гнева, вопросил отважный воевода. Что мурза распоряжается его уланами, еще куда ни шло, но что казнит безвинно – это чересчур.
– Должен ж кто-то виноватым быть, – преспокойно пояснил хитрый старец. – Или хочешь сам ответ держать перед Кучумом за то, что упустили Ермака? Неужели не понял – все пропало. Шайтан казаков упредит, и никакой предатель теперь нам не поможет, – сам не зная почему, Карача не сомневался, что убежал не кто иной, как есаул.
– Да нет, это лишь твои коварные затеи кончились, а настоящее сражение еще не начиналось, – гордо заверил Маметкул, глаза царевича при этом сверкнули радостным блеском. В отличие от Карачи, он был настоящий воин, и предстоящая решающая битва с казаками Ермака прельщала его куда больше, чем вся эта возня с предателем Евлашкой.
39
– Слышь, атаман, давно спросить хочу, кем все-таки Иван тебе доводится – просто другом или кровной родней? – глядя вслед ушедшему Княжичу, спросил Гусицкий.
– Ванька сын сестры моей, Натальи. Только он про то не знает.
– Как же так? – не на шутку удивился Ян.
– Да так уж получилось. Поначалу совестно признаться было. Дядька – это же, считай, почти отец, а я отдал мальца попу на воспитание. А потом, когда Ванюшка вырос и сделался одним из лучших на Дону бойцов, и вовсе стало совестно в родню набиваться.
– Не жалеешь, что не признался напоследок?
– Нет, тогда бы он от нас не ушел.
– Скорей всего, – кивнул согласно шляхтич и вновь спросил: – А кем ты в своей прежней жизни был?
– Княжичем.
– Да нет, всерьез.
– Я и говорю всерьез, одно время даже в стремянных ходил у государя Грозного.
– Как же ты в казаки угодил?
– Правду рассказать, так не поверишь. Сестрица мне пример и подала. Они с Андрюхой, Ванькиным отцом, чтоб пожениться, на Дон сбежали. Родитель наш им ни за что б благословения не дал. Андрей-то был из худородных, начальником охраны служил у батюшки. Мы с ним крепко дружили. Это он меня, боярского дитятю, настоящим воином сделал. Я тогда на них обоих крепко осерчал, сдуру даже обещал отцу убить прелюбодеев. Ну а когда на нас гонения начались да пришли за мной опричники, я и рассудил – Наташка, вон, не побоялась в люди вольные уйти, а я, Иван Колычев, как бессловесная скотина на заклание пойду. Вот и сбежал в казаки. Для начала на Волгу подался, там собрал ватагу удальцов, у которых, как и у меня, секира палача над головой висела, и с ней на Дон явился уже истинным разбойным атаманом.
Кольцо умолк, глотнул пригоршню снега и, тяжело вздохнув, закончил свой рассказ:
– Как раз в тот день, когда Натаху крымцы растерзали.
– И как ты с Ванькой встретился?
– А вот об этом я тебе поведать, видно, не успею. Татарва, кажись, идет по наши души. Давай вставать, негоже таким, как мы, бойцам в ногах у нехристей валяться.
Первым, опираясь на клинок, поднялся Ян. За ним, превозмогая боль неимоверным усилием воли, встал атаман. Под накинутым на плечи полушубком он припрятал Ванькины пистолеты.
