– Кончай подковы гнуть, поедешь с нами.
Мужик покорно положил молот и, с тревогою взглянув на мальца, дал Максимке по уху, да так изрядно, что лихой казак, звеня своей серебряной кольчугой, вылетел за дверь, затем повернулся к Княжичу, видимо, намереваясь обойтись с ним точно так же, но застыл, как вкопанный, упершись взглядом в черный глаз Ванькиного пистолета.
– Убивай, если хочешь, – тоскливо вымолвил кузнец. – Не хочу, но придется, коли будешь кулаками махать. Иль ты думаешь, что я, казачий есаул, побитым псом из твоей кузни побегу? – строго пригрозил Иван.
И тут случилось то, чего Ванька никак не ожидал, и что изрядно скажется на всей его дальнейшей жизни.
Жалобно воскликнув «Нет, не надо», малец метнулся к отцу, заслонив родителя своим тщедушным тельцем. Платок при этом сбился, и по худеньким плечам рассыпались длинные, льняные волосы.
– Дяденька, не убивай моего батюшку, коль не можешь жить без душегубства, меня убей, – заикаясь от страха, еле слышно прошептала девица, верней, не девица, а совсем еще девчонка. Глядя в ее зеленые, расширенные ужасом глаза, Иван подумал: «А ведь она на мою маму похожа», – и невольно опустил пистолет.
– Ишь, что удумала, дуреха, а ну-ка брысь отсель. Я пока еще сам в силах за себя и за тебя постоять, – прикрикнул на дочку кузнец, пряча в свою очередь ее себе за спину. При этом голос родителя, несмотря на все его старания, звучал не строго, скорее, ласково.
– Стало быть, вы казаки, а не просто разбойники, – обратился он теперь уже к Княжичу.
Как и всех станичников, Ивана не раз ругали вором, но обычно это делали купцы, дворяне, да всякий прочий служивый люд. Ваньке стало жутко интересно, что же думает о них, вольных воинах, простой народ, а потому он вопросил:
– А что, по твоему разумению, между казаками и разбойниками разница какая-то есть?
– Конечно, есть, – уверенно ответил кузнец. – Разбойники последний кусок хлеба отберут, а вы, – он кивнул вначале на Княжичевы руки, унизанные перстнями, затем на убогое убранство своего жилища, – вряд ли на мои сокровища позаритесь. Вам ведь караваны с золотом да соболями подавай, – и деловито добавил: – Ладно, хватит нас с дочкой пугать, мы уж до того запуганы, что не боимся ничего. Говори, зачем пожаловал?
– Вот это уже совсем другой разговор, – довольно усмехнулся Ванька. Заткнув за пояс пистолет, есаул уселся на большую сосновую колоду, по всему видать, служившую отцу с дочерью столом и стулом одновременно.
– Садись, в ногах-то правды нет, тем более ведь ты хозяин в этом доме, – пригласил он кузнеца. Тот опасливо взглянул на Бешененка, который уже оправился от его взбучки и присел рядом с Княжичем. – Тебя как звать?
– Петром Прокопьевичем.
– А меня Иваном Андреевичем, – по-мужицки представился Иван, снова вспомнив Сашку Ярославца. – Да не косись ты на меня, как монах на черта, дай срок, еще друзьями станем. Мы вот зачем пришли. Надо, Петр Прокопьевич, человеку хорошему помочь. У него опричники царевы дом дотла спалили, так что заново жилище отстроить требуется. Только речь идет не об обычной избе, с этим мы бы и сами как-нибудь управились, а о боярском тереме.
– Это ты о ком говоришь? – опять насторожился кузнец.
– Да о князе вашем, о Новосильцеве.
– Путаешь что-то ты, казак, князя нашего давно сказнили.
– Я, Петр, никогда и ничего не путаю. Про то, что князь Роман казнен, знаю не хуже твоего, но нынче брат его, Дмитрий, объявился, за него и прошу.
– Дмитрий Михайлович вернулся, – радостно воскликнул бывший Новосильцевский холоп. Похоже, при князьях ему жилось гораздо лучше. – Что ж ты сразу-то об этом не сказал?
– С таким, как ты, поговоришь. Казака мне вон без всяких слов чуть не искалечил, благо, он у нас привычный к битью, – засмеялся Ванька и, повернувшись к Бешененку, спросил: – Ты как, живой?
– А что мне сделается, – бодро ответил Максимка. Силу он ценил и уважал гораздо больше всяких там причуд, вроде совести да чести, а потому силач-кузнец, смахнувший его с ног, словно муху, пробудил в душе у парня не столько злость, сколько восхищение.
– Как вижу, ты согласен, – заключил Иван. Сунув руку в карман, Княжич выложил на наковальню с десяток серебряных монет.
– Это задаток, дело сделаешь – получишь втрое больше. Да, и вот еще, если есть в деревне другие мастера, зови и их. Этим с ними расплатишься, – Ванька высыпал Петру на прожженный передник другую горсть монет.
Присказка о том, что денег много не бывает, не совсем верна. Только вот это самое много у каждого свое. По растерянному взгляду кузнеца Иван понял, что лежащие на наковальне монеты для него несметное богатство.
Не прикасаясь к деньгам, Петр смущенно вымолвил:
– Ни к чему все это, мы для князя и так постараемся.
– Дают – бери, – строго, словно отдавая воинский приказ, распорядился Княжич. – Я знаю, что делаю. За просто так вы до весны стараться будете, а мне надо, чтобы к холодам терем был построен. Потому как болен князь, от ран хворает, да и не один он прибыл, молодая женакрасавица при нем, – и уже по-дружески спросил: – А самто ты женат?
– Был женат, да померла мамка наша год назад.
– От чего? – поинтересовался Бешененок.
– Все мы, парень, тут от одной болезни дохнем – с голодухи.
– Вроде не похож ты на лентяя, который свою бабу не может прокормить, – удивился Максим.
– Не в лени дело. Как опричники князя увезли, стали мы ничейными. Вот и грабят нас теперь, кто ни попадя. Я ж не ради красного словца о разбойниках упомянул, – пояснил кузнец.
– Может, вам к князю Дмитрию в вотчину переселиться, ему слуги верные нужны, – предложил есаул.
– Вотчину еще отстроить надобно, а там – видно будет, – ответил Петр. – Ты лучше мне скажи, когда работу будем начинать?
– Начинать еще летом надо было, – усмехнулся Иван. – Тогда нечего рассиживать, я пошел народ сзывать, а вы моей девчонке собраться помогите, она знает, что надобно для кузни.
Петр поднялся, но прежде чем уйти, недоверчиво спросил:
– А вы дочку не обидите мою?
– Ежели кто дитя твое хоть пальцем тронет – убью, – клятвенно заверил Княжич.
– Не серчай, казак, тебе я верю, а как другие? Разное мне доводилось про станичников слыхать.
– Ты что, мужик, не понял, с кем имеешь дело? – окрысился на кузнеца Бешененок. – Атаман же тебе слово дал, а он у нас на справедливости да всякой прочей ей подобной блажи чуток помешанный. Оттого и батьку моего зарубил.
– Как так зарубил? – Петр аж разинул рот от изумления.
– А вот это не твоя забота, это наши, казачьи, дела, – злобно выкрикнул Максимка и тут же как ни в чем не бывало спросил: – Сани-то хоть есть в деревне вашей, не на своем же нам горбу твое железо тащить?
