«Строить для женщин и жить среди женщин». Огромная растяжка, покрывающая часть фасада здания, настолько ясно объясняет, куда вы попали, что кому-то это даже отобьет охоту зайти сюда. Я робко открываю дверь. К счастью, Юта Кампер, автор идеи и основательница компании, оказалась приветливой женщиной. Она излучает удивительный для своих 75 лет динамизм. После смерти мужа и после того, как дети разъехались, она не находила себе места от тоски. И бегинаж для нее оказался спасением. Среди «своих сестер» она лучше себя чувствует. «Каждая внимательна к остальным, у нас у всех есть ключи от соседних квартир, и все двери открываются снаружи. По вечерам мы пьем чай в общем зале». Так и быть, с этим я согласна. На протяжении нескольких лет жилье для совместного проживания пользуется в Германии огромным спросом, и я сделала множество репортажей, посетив дома для пожилых людей и пенсионеров, от которых уходила в полном убеждении, что во всем этом есть свои положительные стороны, особенно в летнюю жару, когда можно прийти на помощь друг другу и избежать массовых смертей. Но здесь во всем этом чувствуется какая-то маниакальность: от коллективного здесь переходят к общинному, к своего рода гетто. Юта мне рассказывает, что по вечерам «сестры» организуют обход территории, чтобы обеспечить порядок и безопасность жителей. Как часовые, подумала я. Время от времени мужчине все-таки удается проникнуть в сераль. Это может быть брат, сын… «Это говорит о том, что мы не имеем ничего против мужчин, но мы хотим жить в своем кругу, не опасаясь, что нас будут оценивать, что представители другого пола могут нанести нам травму». Юта даже не замечает противоречий, и неудивительно, что в немецкой прессе появляется столько всего плохого о феминизме. Провозглашая свою свободу и требуя независимости, феминистки в зародыше уничтожили собственное движение. Их считают обделенными любовью и вниманием, для многих они – мегеры, ненавидящие мужчин, полностью отрешенные от современной реальной жизни. И вот уже на протяжении нескольких лет даже в левой прессе, по примеру журнала Spiegel, появляются статьи, в которых говорится, что феминистки не воспользовались шансом и, как фурии, продолжают пропагандировать «авторитарную идеологию, принуждающую мальчиков с раннего детства заниматься самокритикой собственного пола!».
Мой друг, сорокалетний философ, голосующий за зеленых и «горой стоящий за женщин», в чем он сам признается, как-то раз после нашего с ним совместного ужина решил подвести итог: «Мы выросли в тени своих матерей. Таких сильных и одновременно покорных. Мы видели, сколько страданий им причиняли традиционная модель семьи, отсутствие мужа, сутками пропадавшего на работе. И они нас воспитали таким образом, чтобы у нас все было по-другому. Результат: мужчины моего поколения неспособны противостоять женщинам из страха уподобиться какому-нибудь примитивному мачо. Мы – поколение ассистентов, неспособных самостоятельно принимать решения. И даже выбрать женщину, во многом не такую совершенную, как наши матери, мы не можем».
Weiche Männer – «вялые, безвольные мужчины», именно так их теперь характеризуют. И в Берлине, городе гедонистов, где детство, кажется, не кончается никогда, они встречаются на каждом шагу. Мою подругу Лизу это чрезвычайно раздражает: «Быть здесь незамужней – настоящая каторга. Добро пожаловать в город взрослых беби! Найти парня на ночь – никаких проблем! Но найти настоящего, ответственного мужчину, с кем можно строить будущее, невозможно!» А другая моя приятельница рассказала мне, что отныне встречается только с иностранцами, и меня это не удивляет.
Лесбийский прайд
«В Берлине столько раскрепощенных девушек, открыто целующихся в общественных местах, наслаждающихся такой полной свободой, о которой я и понятия не имела, когда жила на юге, что мне хватило одного уик-энда, чтобы принять решение остаться здесь навсегда». В 19 лет Лена – мальчишеская фигурка, пирсинг на бровях и внешность скейтбордистки – навсегда переехала в Берлин из родной Баварии. Десять лет спустя она все еще продолжает наслаждаться свободой: по вечерам работает диджеем, днем – официанткой. Также она входит в состав группы по организации лесбийских и порнолесбийских фестивалей и зарабатывает 2600 евро в месяц за работу, которую сама называет «эротикокоординационной». В спальне ее квартиры, перестроенной из бывшей мастерской, висят рекламные плакаты вечеринок, на которых она изображена в комбинезоне из латекса, с каплями пота на коже, широко расставленными ногами, а по ее мальчишеским ягодицам стекает шоколадное мороженое. «По фотографиям видно, что я лесбиянка. И на улице меня легко узнать. Я не считаю нужным скрывать свою принадлежность к гомосексуальному племени. Здесь это такая же работа, как и любая другая. В Берлине это нормально!»
Берлин – столица гомосексуалистов? Как-то раз поздней весной, во второй половине дня, когда на улице вовсю светило солнце и на Херманн-платц было еще больше народу, чем обычно, потому что именно здесь сосредоточено большинство магазинов, я ехала на своем проржавевшем «пежо», пробираясь между берлинцами, обремененными пакетами и матерчатыми сумками с покупками, как вдруг непроизвольно нажала на тормоза и остановилась. В витрине Karstadt висел огромный черно-белый плакат, на котором были изображены две женщины, тела их переплетались. Огромный магазин таким образом анонсировал неделю гей-прайда. Итак, после Хеллоуина, Дня святого Валентина, о празднике матерей я вообще умолчу, календарь маркетологов обогатился новым крупным событием. Честно говоря, в столице, руководимой геем («Я гей, и это хорошо», – открыто заявил Клаус Воверайт в средствах массовой информации, добровольно признав свою принадлежность к сексуальному меньшинству за четыре месяца до избрания на пост мэра), где около десяти процентов населения гомосексуалисты, рекламисты уже давно сделали именно эту прослойку мишенью своих акций. И все эти представители секс-меньшинств, все эти DINK (Double Income No Kid – «Двойная зарплата, без детей») из кожи вон лезут, чтобы заполучить новехонький пентхаус в Пренцлауэр-Берге (где застраиваются даже ранее заброшенные территории, настолько квартал котируется в наши дни) и столик по воскресеньям в Hyatt (сеть отелей высшего класса). Но в тот день я чуть было не сбила с ног турецкую мамашу с коляской, набитой продуктами, а разносчик на велосипеде, торопливо крутивший педали позади меня, продемонстрировал мне всем известный неприличный жест пальцем. И ведь было же в этом объятии двух лесбиянок что-то новое, что заставило меня остановиться. Обращаясь в своих посланиях к гомосексуалистам, рекламисты, как правило, избирают женщин, хотя на флаерах (афишах) вечеринок или гей-прайдов до настоящего времени изображались мускулистые парни с блестящей кожей и кубиками на торсе либо транссексуалы с преувеличенно роскошными формами и в таких же роскошных одеяниях… Но отныне их место на афишах заняли девушки. Берлин возвращается к великим дням Веймарской республики, к яростным двадцатым годам, к сказочной передышке перед наступлением долгой зимы нацизма, когда неизбежное присутствие лесбиянок на этом празднике жизни придавало особую прелесть и экстравагантность миру ночей и искусства.
«В Берлине все стали более толерантными по отношению к подобным вещам, и раз уж они существуют, бессмысленно их отрицать… Если раньше мы не осмеливались говорить об этом вслух, а только шепотом и таинственными полунамеками, то сегодня относимся к этому, как к чему-то само собой разумеющемуся», – писала Рут Маргарет Роллинг в 1928 году в своей книге «Лесбиянки в Берлине». А уже в XXI веке женщины открыто целуются на лужайках Тиргартена, на скамейках метро… В школе, где я учусь танцевать танго, самыми чувственными являются Дорис и Вебке, два клона в широких фланелевых брюках, топах на бретельках и усиками над губой. Они яростно сплетаются в объятиях среди нескольких пар пожилых людей. Мне нравится, что никто не обращает на них внимания, даже этот мачо Норберт, преподаватель, чьи сальные шуточки ни у кого не вызывают смех.
