Для нее сейчас главным было все.
Во-первых, сбежать отсюда. Во-вторых, разузнать подробности плана Костея по захвату Лукоморья. В-третьих, предупредить о нависшей опасности оставшихся в тревожном неведении лукоморских родичей. В-четвертых, выведать, что за такой загадочный камень висит на шее Костея. В-пятых, понять, что связывало с ним Змиуланию. В-шестых…
Но прежде, чем успели кончиться цифры Серафиминого списка безнадежно невыполнимых дел, лестница, упорно игнорировавшая прежде все встречавшиеся на пути двери, уперлась в самую заметную и большую из них.
– Мы пришли туда, – вынырнул из-под ее локтя и проскочил к двери Костей, – где находятся глаза и уши моего замка. Туда, где мои верные… у них нет выбора… слуги-чародеи дни и ночи куют мою будущую победу над всем миром.
– Куют? – захлопала глазами Серафима, поспешно снова входя в роль первой красавицы того самого мира. – Мечи-кладенцы? Топоры-саморубы? Копья-самотыки? Винты-саморезы?
Царь засмеялся тем особым, запоминающимся смехом, от которого лошади спотыкались, молоко скисало прямо в коровах, а богатыри послабонервнее начинали заикаться.
Серафима поморщилась.
– Не думаю, что я сказала что-то веселое, ваше величество.
– Что вы, что вы. Хотя, похоже, вы и читали в детстве слишком много сказок, но сейчас вы довольно близки к истине. Вы когда-нибудь прежде бывали в лаборатории мага? Я имею в виду, не профана-ремесленника, а настоящего, гениального, как я?
– Нет, – все еще недовольно покосилась на царя Серафима.
– Ну тогда мы туда и не пойдем, – покривил рот в подобии улыбки царь. – Для начала будет достаточно Паука…
Камень в золотой оправе на его груди засветился, и дверь медленно отворилась. В глаза, успевшие привыкнуть ко мраку и факельному свету лестницы, ударил солнечный свет.
Перед Серафимой предстала бескрайняя комната с самыми громадными, какие только она видела в жизни, окнами во все стены. Посредине круговую оборону заняли угрюмые шкафы, окруженные стеллажами, заваленными фолиантами, свитками, глиняными дощечками, сосудами, чучелами отвратительных неопознанных существ и прочими различными известными и неизвестными предметами, инвентаризация которых заняла бы, наверное, половину из этих фолиантов. К самым окнам были придвинуты массивные дубовые столы. На одних были раскатаны рулоны карт, исчирканных красными и черными стрелами, на которых стояли фигурки солдат, коней и свирепых зверолюдей с дубинами.
Солдат Костея, подумала царевна. Тех самых, про которых говорила Находка.
На других столах лежали тарелки дальнего видения, как у Ярославны, только раза в три больше – несколько сервизов, если пересчитывать в общечеловеческие единицы измерения, и по всем каталось без устали что-то круглое и тяжелое. У Серафиминой бабушки это было золотое яблоко. Тут, в соответствии с общей эстетикой замка, вполне могла оказаться медная картошка.
Пространство, не занятое блюдами и картами – пол, редкие простенки между окнами, стулья, табуретки, стремянки – было покрыто книгами. Казалось, они жили здесь своей собственной жизнью, сходились, размножались и расползались где, как и когда хотели, и те два человека в застиранных серых балахонах, которые при звуках открывающейся двери бросили свои занятия и переломились перед Костеем пополам в поклоне, не могли и не хотели им препятствовать.
– …Что бы непосвященные ни представляли себе, в мастерской мага нет ничего интересного. Магия – тяжелый, кропотливый, утомительный труд. Я исследовал ее глубины, поднимался на самые головокружительные высоты, и теперь, когда равного мне мага нет во всем Белом Свете и никогда не будет, я могу заниматься покорением мира в свое удовольствие, а скучную однообразную работу оставить тем, кто ничего другого свое серостью и заурядностью не заслуживает.
Он кивнул в сторону застывших с головами в районе коленок чародеям.
– Производство ковров-самолетов, тарелок наблюдения и прочих предметов магии и для магии осталось там, за закрытыми дверями, мимо которых мы проходили. Как я уже говорил, не-чародею наблюдать за этим будет скучно и неинтересно, что бы он себе ни представлял. Если рассматривать мою магию как некое живое существо, то я бы сказал, что там ее руки. А здесь – глаза. Поглядите, ваше величество, – обвел он широким жестом открывающееся перед ними из окон пространство, заполненное до горизонта лесом, сливающимся вдалеке с лысеющими осенними горами. – Эти люди – помощники Зюгмы – день и ночь наблюдают за тем, чтобы ни одно живое существо не приблизилось к замку незамеченным. У такого человека, как я, всегда полно завистников, – горько, как будто не желая примиряться с суровой действительностью, вздохнул Костей. – Чем могущественнее правитель, тем больше у него врагов, готовых воспользоваться малейшей его оплошностью. Теперь, когда я нахожусь на пороге великих свершений, я не могу допустить этого.
– Но из окон, какими бы большими они ни были, видно только одну сторону замка, – резонно заметила царевна.
– А для этого у меня есть магические тарелки, – удовлетворенно сощурился царь. – Смотрите.
Серафима подошла к одной тарелке, другой, третьей…
Все они показывали незнакомые ей места – поле с марширующими по нему крошечными солдатиками, неизвестный город с неприветливыми каменными домами, какую-то широкую реку, лес с буреломом, большую деревню, пустую дорогу, еще один незнакомый город…
Костей с любопытством наблюдал за выражением ее лица.
Она понимала, чего он от нее ждет, и решила не обманывать его ожиданий.
– А скажите, ваше величество, – уверенно глянула она царю в глаз. – Эти ваши волшебные блюда могут показывать все, что угодно?
– Да, – кивнул он и стал ждать продолжения.
– Могу ли я попросить… показать мне…
Серафима заколебалась.
Больше всего на свете ей хотелось сейчас посмотреть на Иванушку, но из уст Елены Прекрасной эта просьба прозвучала бы странно. Посмотреть на мужа Елены – царя Василия? Но если Костей позволит воспользоваться тарелкой только один раз, ей бы не хотелось терять этот единственный раз именно таким образом. Да и вспышка необоснованной ревности нам тут ни к чему. Пока. Показать Лукоморск? Но если Костей увидит на изображении Елену и начнет расспрашивать… Или, еще хуже, все поймет? Ведь, что бы ни говорила Змиулания, различие между ней и настоящей Еленой Прекрасной можно рассмотреть не то что одним глазом, а вовсе закрыв глаза. А корона на елениной голове тем паче расскажет все в одно мгновение…
Ну, что ж. Из трех зол выберем четвертое.
– Показать мне мою родину. Стеллу.
Костей с удивлением скользнул по ней взглядом, но никак не прокомментировал такое странное решение. Он подошел к ближайшей тарелке, простер над ней руки и забормотал заклинание.
И только тут до Серафимы дошло, что она натворила.
Даже если Костей не знал, как выглядят стеллиандры и стеллийки, то, глянув на изображение, он без труда найдет десять отличий между смуглыми черноглазыми темноволосыми детьми Стеллы и светлокожей зеленоглазой шатенкой рядом с ним.
