– Что это? – ахнула Серафима, отступая на шаг.
– Арфа, – с гордостью отрекомендовал свой сюрприз Зюгма. – Чтобы ваше величество на меня не сердилось за мои пустяковые промашки, я разыскал в подвале одной из башен вот этот инструмент. Я знаю, что все царицы и королевы очень любят играть в свободное время на арфах. Ну просто хлебом не корми – дай поиграть. И поэтому я подумал, что эта арфа доставит вам непередаваемое удовольствие. Это так традиционно – царица, сидящая в саду и играющая на арфе.
И он подвинул к ней поближе складную деревянную скамеечку.
– Как это мило с вашей стороны, что вы об этом подумали… – не глядя ни на кого из сопровождавших ее, царевна боком, вытянув шею, как будто ожидая, что в любую секунду арфа может ожить и напасть на нее, отправилась на обход огромного, почти в человеческий рост, инструмента.
Естественно, Зюгма был прав. Естественно, все королевы и царицы, которых она знала, играли на арфах. Некоторые даже успешно делали вид, что это доставляет им удовольствие. Можно даже сказать, непередаваемое.
И, естественно, Серафима, будучи царской дочкой, тоже знала, как на ней играть.
Это было очень просто. Игрок садился с одной стороны
[9] и обеими руками подковыривал струны. Раздавались звуки, как волнение на музыкальном море, из которых складывалась мелодия. Вот и все, вся премудрость.
Кроме того, Серафима, будучи Серафимой, знала, как непередаваемое удовольствие сделать передаваемым.
Конечно же, воздушно-капельным путем.
Оставалось только испытать это на практике.
– Вы не хотите опробовать этот замечательный инструмент? – склонил голову Костей, изучая то ли арфу, то ли Серафиму.
– Не хочу? – вскинула брови царевна. – С чего вы взяли? Очень хочу. Просто горю желанием, я бы сказала.
И она решительно подвинула скамеечку к тому месту, где стояла, придя, в конце концов, к выводу, что для играющего на арфе все равно, где сидеть, а для самой арфы – и подавно.
Усевшись сбоку лицом к струнам и закинув ногу на ногу, царевна, пробуя силы, ущипнула струну потолще в середине, потом другую, третью…
Раздался низкий гул.
Костей и Зюгма выжидающе уставились на нее.
– Х-хороший экземпляр, – одобряюще кивнула она. – Басы в норме. Ну-ка, а середина?…
Еще несколько щипков.
Музыка почему-то пока не получалась.
Хм. Может, я делаю чего не так? Может, струны надо одновременно щипать? Или досмотреть их до конца?
Нут-ка, чего там у нас еще есть?… Потолще, потоньше и совсем тоненькие… Наверное, это неспроста…
«У-у-у… Дзень… Дзинь…» – прокомментировала ее испытания арфа.
Ага! Понятно. Так сразу бы и говорили…
– Ваше величество, сыграйте нам что-нибудь, сделайте милость, – умильно приложив короткие толстые ручки к груди, попросил советник.
– Сыграйте, – поддержал его Костей, не чувствуя беды.
– Легко, – самоуверенно повела плечом Серафима. – Я как раз вспомнила, как эта система работает. Вот, слушайте.
И над еловым садом поплыли чарующие, спотыкающиеся звуки «Чижика-пыжика».
Иногда она даже попадала в нужные ноты.
Советник и царь
[10] стойко высидели «Маленькую елочку», «В лесу родилась елочка»,
[11] «Дует ветер озорной» и «Во поле береза стояла», все восемнадцать куплетов.
Время от времени до нее долетали обрывки их переговоров шепотом:
– …зубы заболели…
– …сам виноват…
– …больше не могу…
– …нечего делать…
– …прислать солдат…
– …большие потери…
– …умрунов…
– …жестоко…
– …стражников…
– …откажутся…
– …за увольнительную в город…
– …нет времени…
– …платить…
– …нет денег…
– …что делать…
– …сама Елена……терпи…
– …горе мне, горе…
И это придавало ей вдохновения.
Но когда ее игра стала сопровождаться пением, они все же не выдержали. На втором куплете «То березки, то рябины» Костей откашлялся и решительно поднялся со скамейки.
– Извините, ваше величество, но я вдруг совершенно внезапно вспомнил, что меня ждут неотложные дела…
– И меня тож… – подскочил было и Зюгма, но карающая длань Костея легла ему на плечо.
– …И поэтому я ухожу, но оставляю вместо себя этого… любителя сюрпризов и музыки. Развлекайте его.
– Вам не нравится арфа? – удивленно прервала мучения инструмента царевна, и, кажется, даже умруны из почетного эскорта вздохнули с облегчением.
– Арфа… мне нравится.
– Тогда слушайте еще! Я сейчас еще что-нибудь подберу. Назовите любую песню – и я ее сыграю.
– Зюгма, какая у тебя любимая…
– Нет-нет, – поспешила прервать его Серафима. – Я обучалась игре на арфе пятнадцать лет у самых знаменитых музыкантов Стеллы, отдала за это кучу денег и наконец достигла звания мастера-золотые руки арфической музыки, почтенного концертмейстера филармонии искусств Стеллы, заслуженно народного арфиста Забугорья и прочая, прочая, прочая. И я не буду ублажать ничей иной слух, кроме вашего величества. Ибо здесь никто другой не в состоянии оценить, прочувствовать всю полноту эмоций, всю гамму чувств, которую я вкладываю в свою игру. А мне так нравится играть на арфе! Я так давно не играла! Послушайте меня, ваше величество – не уходите! Я сыграю и спою что-нибудь специально для вас. Что бы вы хотели? – и она проникновенно заглянула в единственный глаз царя.
И он смалодушничал.
– Н-на ваш… выбор… Только недолго… Я хотел сказать, мне правда нужно идти заняться делами…
Царевна сладко улыбнулась.
Пытка музыкой продолжалась еще полчаса.
Почувствовав, что у нее от струн подушечки пальцев скоро смозолятся до крови, Серафима, не закончив пиесу, быстро поднялась и поклонилась почтенной публике, давая понять, что концерт окончен. Та в ответ разразилась бурными искренними аплодисментами.
Аплодировали и счастливо улыбались даже умруны.
– Благодарю вас, – прочувствованно склонила голову Серафима. – Я уверена, что немного попозже, вечером, мы, настоящие ценители искусства, снова соберемся здесь, чтобы послушать мою игру и пение, а музыкальные вечера станут новой традицией этого замка.
