Он еще не знал, что один вполне заурядный медиум собирается дать сеанс гипноза. Но Город, вобравший в себя, как паук, все бразды правления, знал все, что происходило в нем, и ему ничего не стоило направить стопы избранной жертвы туда, где суждено было свершиться задуманному.
Люди, столпившиеся вокруг открытой арены, чувствовали непонятное, отдававшееся звоном в ушах напряжение. Иные тревожно поглядывали на небо. Небо тускло светилось сквозь дымную пелену, не предвещая ни грозы, ни дождя. И тем не менее воздух над ареной вибрировал, а беспокойство собравшихся росло.
Волновался на этот раз и сам медиум, для которого уличные сеансы гипноза давно превратились в обыденную, даже скучную рутину. По просьбе желающих он мог внушить какие-нибудь давно забытые ароматы, чувства, даже способности, которыми в обычной жизни не обладал подопытный. Он мог перенести его в другую обстановку, даже в другое время. Мог заставить поверить на краткий миг, что подопытный – гений или опасный преступник, и много чего еще. Горожане, отвыкшие жить эмоциями и чувствами, с радостью соглашались испытать их хотя бы под гипнозом – удовольствие, волнение, даже испуг или гнев, все, что угодно, только не это разъедающее душу безразличие.
– Кто следующий? – громким голосом выкрикнул медиум, немолодой сухощавый человек в сером, давно не глаженном костюме. Лицо у него было такое же измятое, как и его костюм. А взгляд сумеречный, тяжелый и навязчивый.
Никто, против обыкновения, не откликнулся на его призыв. Что уже само по себе было странно. Выждав немного, медиум повторил вопрос. Зрители снова ответили молчанием.
– Кто-нибудь желает..? – в третий раз уже безнадежно стихающим голосом спросил он.
– Я желаю! – донеслось откуда-то сзади.
Все невольно обернулись и увидели молодого еще мужчину с редкой вьющейся бородкой, одетого в потертую кожаную куртку, линялые джинсы и кепи, надвинутое на глаза.
Заложив руки в карманы и опустив голову, он направился к арене. Из-за пазухи у него торчала темно-красная роза, только что купленная у лоточницы.
– Счастлив приветствовать вас, – с театральной пафосностью встретил медиум объявившегося, наконец, подопытного. Его наметанный глаз не мог не заметить, что человек, поднявшийся на открытую арену, вряд ли вообще сознавал, где находится и что собирается делать, что он, в некотором роде, был не в себе.
Собравшиеся на площади затихли, но не в ожидании развлечения. Что-то непонятное, гнетущее и обездвиживающее сковало их, породив тревогу и смятение. Замерло все вокруг. Даже сам воздух над Городом.
– Итак, что бы вы хотели испытать, молодой человек? – громко, чтобы всем было слышно, поинтересовался медиум.
– Любовь, – мрачно, но очень отчетливо произнес тот.
– Любовь??? – очень удивился медиум. – Такого у меня еще никто не просил. Что ж, давайте попробуем.
Стало еще тише, хотя минуту назад казалось, что тише уже просто невозможно. Вводя подопытного в гипнотическое состояние, произнося необходимые слова и делая заученные пассы руками, медиум почувствовал, что отнюдь не является хозяином положения, как того требовало его искусство. Все явственнее он начинал ощущать свою вовлеченность в странную игру или события, которых не понимал, но которые надвигались со зловещей неотвратимостью.
Воздух сгущался, спрессовывался вокруг него самого и добровольца, будто они, вместе с этой жалкой уличной ареной, превратились вдруг в мощный магнит или гигантскую воронку зарождающегося смерча, уходящего невидимым раструбом в земную атмосферу. Медиум хотел было крикнуть: «Опыты отменяются. Расходитесь. Бегите! Скорее!» Но ни голос, ни руки уже не повиновались ему. Подобно дирижеру, он взмахивал воображаемой палочкой, руководя воображаемым оркестром, приводя в движение неведомые силы.
Человек в потертой куртке вел себя странно: он вытянулся, приподнялся на цыпочках, блаженная счастливая улыбка расположилась на его лице, давно уже отвыкшем улыбаться. Он явно созерцал нечто, заставлявшее его грудь бурно вздыматься. Казалось, что ноги его не касаются помоста, что он вот-вот взлетит. В руке, простертой в пустоту, зловещей кровавой каплей застыла парафиновая роза.
Медиум был уже готов к тому, что этот, неизвестно откуда взявшийся субъект на глазах исчезнет, перенесясь в другую реальность. Но в следующее мгновение рядом с ним на арене возникло нечто совершенно невероятное: юная девушка, сотканная из света и радости, окутанная облаком неправдоподобно длинных оливковых волос. На ней было небесно-голубое платье до пят и изящные лакированные туфельки. То была сама Земля в пору своей юности, не оскверненная тлетворным дыханием полонившего ее Города, принявшая облик прекрасной принцессы. Такого дивного дива горожане не видывали ни в фильмах своих, ни в снах.
Дева подалась всем телом к мужчине в потертой куртке, но, устыдившись своего порыва, замерла в полушаге от него, спрятав под густыми ресницами свои лазуревые глаза.
– Неужели это ты, мое прекрасное видение?!. – прошептал он одними губами, протягивая к ней руки. – Так мы все-таки встретились! Умоляю тебя, не исчезай! Иначе… иначе я умру.
Он так боялся, что снова грезит наяву, что пожелай он удержать ее, и его ладони ощутят лишь холодящую душу пустоту.
– Я люблю тебя! – неожиданно для себя самой звонко выкрикнула Принцесса. Отзвуки ее хрустально-чистого голоса ударились об его сердце, переставшее вдруг биться.
Застыли пораженные зрители и сам гипнотизер. Три слова, произнесенные ею вслух, давным-давно преданные забвению, ошеломили их, вызвали смятение.
– Она любит его… – восхищенным шепотом, шорохом или дуновением пронеслось по собравшимся. – Она его любит!
Он хотел ответить ей, но не мог вымолвить ни слова. И, забыв, что кроме них двоих, существует на свете кто-то еще, он погрузил ладони в нежное облако ее волос, коснулся дрожащими пальцами ее спины и, чтобы не дать ей исчезнуть, испариться, растаять, с отчаянием и восторгом прижал ее к себе.
И в тот миг, когда их губы соприкоснулись, невидимый смерч взорвал воздух, вонзившись в прильнувших друг к другу влюбленных концом бешенно вращающейся воронки. Вскрикнув, Принцесса попыталась высвободиться из роковых объятий, но не смогла даже пошевелиться. Ее тело налилось невыносимой тяжестью, грозившей раздавить, расплющить, уничтожить их обоих. Со стороны казалось, что он продолжал обнимать ее, но то уже не было объятием. Так, схватившийся за оголенный провод высокого напряжения, сознавая, что через секунду превратится в пепел, не может оторвать намертво прикипевших к проводу рук.
Никто – даже сами Влюбленные – не понимал, что происходит. Только ошеломленный, оглохший от нестерпимого звона медиум видел, как исчезает в этих двоих засасываемый ими смерч… Невозможно сказать, сколько это продолжалось. В тот миг, или вечность, остановились все часы необъятного Города.
…Сотни зрителей, ставшие невольными свидетелями странного явления, разом вздохнули, снова обретая способность двигаться и дышать. А Человек в потертой куртке, надломившись в коленях, рухнул на пластиковые плиты арены. Девушка с оливковыми волосами исчезла. И вряд ли хоть кто-нибудь вспомнил о ней, о том, что она была. Да и о человеке, распростертом посреди арены – тоже. В странном смятении зрители покидали площадь, не испытывая ничего, кроме опустошенности и непомерной усталости.
