Меж тем Белосельцева знала, куда направились Полундра и яхтсмены! Успенский оказался молодцом, отличным специалистом, он грамотно рассчитал возможное направление дрейфа. Людмила вышла почти в ту же точку, куда течение вынесло сначала спасательный плотик с яхтсменами, а затем и Сергея Павлова на гидроцикле. У опустевшей «избушки» она оказалась на полчаса раньше «москита» с корейцами на борту.
Белосельцева почти сразу обнаружила нацарапанную ножом записку, которую Полундра оставил на скальном останце. Людмила тут же затерла записку острым каменным осколком. Мало ли что записка была написана на русском и содержала некоторые сокращения, понятные очень немногим… Она еще подумала, что прав был адмирал Сорокин, когда предложил ей и ее начальству кандидатуру Сергея Павлова. Этот спецназовец не из тех, у кого одни мускулы с боевыми рефлексами, а извилина одна, да и то прямая. Павлов прекрасно понимал, кто сможет адекватно воспринять его сообщение.
Вся беда заключалась в том, что Кай Чун Бань тоже был далеко не прост, и голова у корейца служила не только для приема пищи. Он головой умел думать, и неплохо это у Кай Чун Баня получалось. Гоняться за русскими по всей Антарктиде? Зачем? Глупое это занятие!
Что если попытаться вычислить, куда могут направиться русские? Аналитически рассчитать их возможные действия? Такая стратегия представлялась Кай Чун Баню куда более перспективной.
Для решения этой задачи Кай Чун Бань должен был мысленно поставить себя на место русского подводника, как бы перевоплотиться в него и попытаться думать так же, как его противник. Чем-то такая методика напоминала шахматную игру, ведь хороший шахматист всегда старается думать не только за себя, но и за партнера, с тем чтобы предугадать его ходы.
Итак, Кай Чун Бань представил, что он – русский аквалангист, оказавшийся на берегу Антарктического полуострова и встретивший там своих пропавших соотечественников, двоих яхтсменов с «Кассиопеи». Уже ясно, что было принято решение: не сидеть на месте, а двигаться. Но куда? Начнем рассуждать…
Что нужнее всего людям, оказавшимся в такой непростой ситуации? Тепло, пища, крыша над головой, хотя бы примитивная. Да, но все это было у русских и здесь. Тому есть доказательства: хибарка, построенная из снега и камней, кострище внутри хибарки, остатки тюленьей туши. Но все же русские ушли. Почему?
Стоило учитывать: русский аквалангист в отличие от яхтсменов точно знал, что против него действуют некие враждебные силы. Смерть его товарища и дыра в борту катера не оставляли никаких сомнений в этом. Очевидно, что русский аквалангист разъяснил данный аспект яхтсменам. Вероятно, это и вызвало их уход с обжитого места. Они попросту спасались, удирали, предвидя возможный визит своих врагов. Все правильно, такой визит и последовал. К сожалению, несколько запоздалый!
Удирали? Да, но не только! Было еще кое-что, жизненно необходимое русскому: связь! Возможность дать о себе знать и позвать на помощь. В особенности если русский хотя бы наполовину смог догадаться о причинах нападения на него и убийства его товарища. А ведь могло быть и хуже: русский, выслушав рассказ уцелевших яхтсменов, мог сообразить, что «Кассиопею» они покинули не просто так, в припадке кратковременного помешательства, а по вполне определенным причинам. Мало того: русский мог связать эти причины и подобранный им аккумулятор. Кай Чун Бань вполне допускал такой вариант. Тогда русский тем более захочет связаться со своими, чтобы сообщить им о возникших подозрениях. Кореец был крепким и опытным профессионалом, он хорошо усвоил: нет ничего опаснее, чем надеяться на слабость, глупость и трусость врага. Впрочем, переоценивать противника – тоже ошибка. Но менее фатальная.
Где же можно найти связь? Только на полярной станции. Значит, туда русские и отправятся! Точнее, уже отправились. Но на какую станцию?
Кай Чун Бань, как и Сергей Павлов, обладал отлично тренированной памятью. И карта Антарктического полуострова у корейца была под рукой, и навигационные приборы имелись. Ближе всего к тому месту, откуда ушли русские и где стоял сейчас его вертолет, была законсервированная российская станция «Новопетровская». Продолжая «разыгрывать партию» за русского аквалангиста, Кай Чун Бань решил, что направился бы именно туда.
«До чего люблю логику собственных рассуждений, – с иронией обращаясь к самому себе, подумал кореец. – Какой я умный и проницательный, аж противно… Все уже понял, все выяснил. Кроме одного: что теперь делать? Если они уже дошли до станции и наладили связь, то мне впору топиться. Будем исходить из того, что еще не дошли, не успели. Преследовать их, пытаться поймать по дороге к „Новопетровской“ – не лучшее решение. Допустим, они пойдут по прямой, как ворона летает. Все равно у меня нет гарантии успеха: видимость не слишком хорошая, есть вероятность проглядеть группу из трех человек. Мало того, они могут услышать вертолет, догадаться, что их преследуют, и затаиться на какое-то время. Тогда сыскать их станет безумно сложно. А если поступить по-иному? Загодя подлететь к станции со стороны океана, чтобы ненароком не спугнуть дичь, и устроить там засаду? Вот такое решение, пожалуй, самое разумное».
Эти размышления заняли у Кай Чун Баня всего пять минут. Именно столько времени потребовалось, чтобы подобрать Росомаху и переключиться на запасные топливные баки.
Росомаха, поднявшийся в вертолет, поглядывал на Белосельцеву со злобноватым уважением. Он вкратце рассказал Хозяину о кое-каких деталях своей стычки с Людмилой. Кай Чун Бань не стал ругать своего бойца за неудачу, только задумчиво кивнул. Рассказ Росомахи подтверждал некоторые предположения корейца об истинном лице этой женщины.
Он распорядился, чтобы Людмиле дали сухую одежду и меховую куртку. После вынужденного купания в ледяной воде ее комбинезон был насквозь мокрым, а в планы корейца не входило, чтобы его пленница умерла от переохлаждения. Она умрет другой смертью. Но несколько позже.
Кроме того, Кай Чун Бань хотел унизить русскую, психологически подавить ее, заставив Людмилу переодеваться у них на глазах. Ни черта у него из этого не получилась: Белосельцева смотрела на корейцев как на пустое место. Спокойно переоделась – не хватало еще желтопузых обезьян стесняться! Не дождутся!
Запястья ей сковали наручниками, после чего Кай Чун Бань как бы забыл на время о своей пленнице.
Ничего он не забыл! Второй психологический трюк корейцу удался. Кай Чун Бань специально стал излагать своим помощникам сложившийся у него план не на корейском, а на английском языке. А сам исподтишка наблюдал за выражением лица Людмилы Александровны.
Белосельцева умела владеть собой, но все же, услышав, что кореец планирует засаду на «Новопетровской», не сдержалась. Ее лицо чуть дрогнуло. Кай Чун Бань, опытный физиономист, заметил это. И с удовлетворением подумал, что, похоже, попал в десятку.
Кореец полагал: если у тебя появился план, немедленно приводи его в действие. Не давай ему залеживаться и покрыться плесенью.
«Москит» приземлился вблизи русской полярной станции, за невысокой скальной грядой, так, что увидеть его от домиков было невозможно. Это произошло за час до того, как до «Новопетровской» добрались Полундра, Зарнов и Муличенко.
