Тарен понимал, почему он говорит так небрежно, почти легкомысленно, но не мог сразу преодолеть вспыхнувшую в душе полынно-горькую обиду. Не так просто вдруг обнаружить, как тает, словно утренняя дымка, эфемерная сказочная страна, куда стремился столько лет и где уже прижился душой.
— Я ведь тоже туда шел, — невесело улыбнулся Тарену наблюдающий за ним Инквар. — Но однажды вечером увидел, как в деревеньке на другом берегу реки ночники вылавливают сельских детей. Вот с той поры и иду к этой шахте… и сегодня с меня снялось сразу два обета.
— Ленс, — сразу забыл про Восточную долину Тарен, — вас поймали?
— Дед освободил меня через два дня, вместе с Дайгом и Лильей. И всех остальных детей и женщин тоже. — Ленс погладил отца по колючей щеке и тяжело выдавил: — А дядя Парвен погиб.
— Но он же… — растерянно глянул на клоуна Тарен, рассмотрел его скорбно поджатые губы и смолк, начиная понимать, как многое пережили вместе за это время его сын и Юдган. — Спасибо тебе.
— Свои люди, почти родственники, сочтемся, — не желая в такой счастливый момент вспоминать оставшиеся в прошлом трудности, открыто и искренне засмеялся Инквар, с удовольствием глядя в по-детски изумленные глаза человека, за которым гонялись шпионы всех гильдий и отряды ловцов железного барона. — Но если можешь, объясни, почему твоя одежда не черная? Ты потерял амулет искусника?
— Нет, — слегка смутился Тарен. — Я его спрятал вместе с самыми ценными вещами.
— Но почему? — еще недоумевал Инквар, хотя и сам уже понимал, как все просто.
Самый талантливый из мастеров оказался еще и самым совестливым. Не захотел прятать под черной одеждой свои мысли и чувства, не пожелал склонять перед подлыми и наглыми бандитами голову и признавать себя рабом. И именно поэтому его до сих пор бесплодно ищут шпионы Корди, а жадный главарь остался без баснословного выкупа. Никто и подумать не мог, что подтвержденный мастер будет ходить в старенькой рубашке и жить среди обычных рабов.
— У меня есть чем доказать, что я искусник, — почти виновато заглянул снизу вверх в глаза сына Тарен. — А усиливать яды и боевые амулеты я никогда не любил. Вот и хотел оставить себе возможность потихоньку исцелять детей и женщин. Не думал застрять тут так надолго, но у него были сильные амулеты слежения. Меня ловили и каждый раз ломали палец.
— Жаль, что его уже застрелили, — с ненавистью процедил Ленс, и тотчас оба его учителя с укором уставились на мальчишку.
— Не жалей, ты же не палач. А он сдох, как бешеная собака, и все бандиты воочию увидели, какой конец ждет таких, как он, — мрачно произнес Инк и глянул в глаза ученика. — Я не верю, что это остановит всех, но думаю, самых рьяных Бранг больше уже не выпустит из виду. А теперь нам пора.
Втянув второе облако в свирель, клоун спрятал артефакт, решительно шагнул к Тарену, легко подхватил его вместе со стулом и понес к люльке.
— Юдган! — возмутился тот. — Отпусти! Я и сам могу дойти!
— Не спорь, ты для меня сейчас как перышко, — твердо остановил его Инквар. — А тебе еще на лошади ехать.
Вскоре они уже стояли у выхода из руин, рассматривая сверху раскинувшуюся в предвечерних прозрачных сумерках широкую дугу огней, поднимающиеся ввысь светлые дымки, силуэты дозорных башен.
— Это сколько же здесь народу собрали, — растерялся Тарен, представлявший эту операцию намного более скромной.
— Ровно столько, — ответил Зинерс, уже сидевший на лошади, — чтобы раз и навсегда вышвырнуть отсюда всяких негодяев и сделать дорогу от Азгора до долины надежной и безопасной.
— Но долины ведь нет? — хмуро глянул на него Тарен.
— Есть. Нет только города, и я не могу пообещать, что мы начнем его строить в ближайшие годы. Но легенду пока разрушать не будем, каждый, кто умеет держать в руках пирамидку, должен иметь шанс однажды сделать свой выбор. Едем, нас уже ждут.
Однако, несмотря на это предупреждение, особо спешить никто не стал. Удобно устроили Тарена в специальном кресле для тяжелораненых, напялили ему на голову широкую шляпу, почти скрывшую исхудавшее лицо, и в сопровождении воинов, поджидавших их в тени руин, неторопливо двинулись в сторону лагерей по черной полосе выжженной травы.
Тарен с наслаждением вдыхал теплый, пахнущий травами и дымом воздух и жадно рассматривал долину, до которой почти год назад так и не добрался. Бандиты напали на обоз ночью, и судя по пьяному хвастовству, взяли в тот раз неплохую добычу, большую часть которой тут же перепродали в одном из придорожных трактиров, где их поджидали торговцы живым товаром.
Но Тарена не продали, его выдала спрятанная в мешке пирамидка, без которой искуснику не удавалось так же легко, как Алильене, заряжать зелья и амулеты. Интересно, почему все-таки Ален и его старший друг так ловко ушли от ответа на вопрос, где сейчас Лави и Лилья? Хотя пообещали все рассказать, и теперь он может ждать спокойно. Сын никогда бы не промолчал, если бы его сестра была в опасности.
— Жечь будем? — обыденно поинтересовался вдруг Ленс у учителя, и тот задумчиво оглянулся:
— Нужно бы. Чтобы не полезли прятаться те, кто еще сидит в своих шахтах. У них сейчас все мысли о том, как бы избежать встречи с наемниками.
— Я могу забросить артефакт, — снял с пояса пращу Дайг.
— Там полно дерева, — непонятно хмыкнул клоун. — Но можешь и бросить, вот держи.
И, не глядя, сунул другу горсть колец и браслетов.
— Будешь возвращаться? — тихо спросил Тарен сына, разворачивающего коня, и поразился гордой усмешке, заигравшей на губах юного мага:
— Отсюда достанем. Дед, моя сторона левая.
— Как хочешь, — кивнул клоун и попросил воина: — Дайг, бросай поочередно. А потом сразу уезжай.
— Знаю уже, — буркнул тот, приподнялся в седле и пращой зашвырнул в руины браслет, за который можно было выкупить двух рабов. — Влево!
Снова раскрутил пращу и выкрикнул:
— Вправо!
Еще при подлете к руинам амулеты засветились все разгорающимися маленькими фонариками и взорвались над крышами и остатками стен жарким фейерверком. Но он не опал вниз угасающими звездочками, а пролился яростным жидким огнем, мгновенно воспламеняющим все на своем пути.
Слева, потом справа и снова слева. И так до тех пор, пока гудящее, как неисчислимый рой диких шмелей, пламя не охватило все постройки бывшей тюрьмы Тарена. Оно сияло на фоне потемневшего неба кусочком солнца, превращая для наблюдавших за этим действом зрителей наступающую ночь в жаркий полдень.
Потрясенный искусник смотрел расширенными от изумления и гордости глазами на свою ожившую мечту, не замечая, как усилившийся жар сушит невольные слезы и заставляет лошадь пугливо отворачивать голову.
— Уходим, — скомандовал клоун, махнул рукой, обдавая Тарена прохладой, и, перехватив у него вожжи, направил обрадованных коней в сторону притихшего лагеря.
