Лучник начал понимать, что происходит, лишь обнаружив напряженно застывшие лица стоявших рядом воинов и снова воцарившуюся на площади тишину, нарушаемую лишь пофыркиванием лошадей. А потом из-за ворот прилетела и со звоном упала на камни тяжелая связка ключей, однако воины не сразу бросились к ней. Все следили за стремительно карабкавшейся по стене фигурой клоуна и за озадаченно примолкшим, ничего не понимающим Сатсеном.
Понимать, в чем дело, негодяй начал лишь в тот момент, как Инквар, взобравшийся на вычурный навес над центральным балконом, одним рывком перебросил на крышу свое тело и легко, как по дорожке, побежал вверх по крутому скату крыши.
Неистовый, полный ненависти рык сорвался с губ считавшего себя победителем шантажиста, и, приподняв свою жертву, он швырнул ее в противоположную сторону. Однако бросок получился не настолько мощным, как ему хотелось. Либо зелье уже начинало действовать, либо мерзавец сгоряча не рассчитал своих сил, но девчушка, перелетев через перила, не покатилась по крыше, а успела ухватиться за край доски. Вцепилась в нее побелевшими пальцами и удержалась, казалось бы, чудом.
Инквар помчался вверх еще стремительнее, точно зная: от злобы подлеца девчонку не спасет даже действие зелий силы и ловкости, смешанных с крепким снадобьем регенерации. Запуская в полет защитное облачко, искусник выбрал именно их, понимая, сколь невелика возможность помочь заложнице. Ведь облачко не сможет ни унести девушку, ни удержать ее на крыше, и значит, сражаться за свою жизнь ей придется самой. Ну а он постарается сделать все, на что хватит его умений.
Обнаружив свой промах, озверевший от неудачи Сатсен выхватил кинжал и коршуном ринулся к своей жертве, и толпа вновь замерла, понимая, как ничтожно мало у девчонки шансов выжить. Однако дотянуться до нее негодяй не успел. С другой стороны площадки мечом возмездия возник Инк, резко махнул рукой, и ядовитая игла вонзилась в шею убийцы.
Еще движимый вперед в неукротимом порыве, убийца, теряя равновесие и сознание, замолотил было руками, роняя кинжал и рожок, однако остановиться не смог и со всего маху рухнул на перила. Повис вниз головой безвольным мешком, тяжело перевалился через край и, едва не столкнув вниз побелевшую от ужаса девчонку, покатился по крутому боку крыши.
А Инквар уже был рядом с перепуганной жертвой и осторожно, боясь сломать, по одному расцеплял ее судорожно сжатые и невероятно сильные для обычного человека пальцы. Сначала она упорно сопротивлялась, но потом вдруг зевнула и уснула, и искусник наконец втащил ее на площадку. Посмотрел вниз, обвел взглядом уже открывших ворота воинов, неукротимо вливающихся во двор вешней водой, положил спасенную на плечо и полез по винтовой лестнице вниз, бросив вначале в полумрак пару шариков сонного зелья.
Инк успел уже добрался до комнатушки у основания башни и шагнуть к выходу, когда в дверь ворвался Дайг, признательно глянул другу в глаза и отобрал его ношу:
— Это Дэлия, горничная жены градоначальника. И дочь местного целителя, Митиша. Его все уважают за честность и сострадание, Митиш не отказывает ни бедным, ни чужим. Я пока не знаю, как тот гад решился притащить на башню именно ее, но, думаю, надеялся, что ради целителя жители встанут на защиту дворца.
— Дайг, помнится, ты говорил, что Азгор твоя родина и ты все здесь знаешь? Мне кажется, Брангу понадобится твоя помощь, — намекнул Инквар, следуя за другом к выходу из уснувшего дворца.
— А я ему уже пообещал, — бесшабашно усмехнулся лучник, — взять на себя охрану города, когда вернусь. Но одного тебя в логово этого змея Корди не отпущу, и не надейся.
— Мы выезжаем прямо сейчас, — предупредил Инк, даже не думая спорить, Дайг не тот человек, который принимает необдуманные решения или отказывается от своих слов.
Уже через полчаса небольшой обоз из пяти повозок, сотни всадников с яркими косынками на предплечьях и людьми Минса, державшимися позади всех, выходил из южных ворот Азгора, держа путь в сторону Гавра.
ГЛАВА 27
— Интересно, когда только успевают? — тихо шипела от возмущения Алильена, обнаружив очередную пропажу.
Как выяснилось, ничего из вещей, в которых они с маменькой попали сюда несколько дней назад, нельзя было даже на минуту оставить без присмотра. Запоров здесь не имелось ни на одной двери, и свободно бродившие по комнатам малыши и жены «великого господина» мгновенно утаскивали неизвестно куда «запретную» одежду. А также обувь, пояса и все остальные предметы. У Алильены в первую же ночь пропали оставленные на столе шпильки.
Взамен новым «женам», как называли матери светлых вестников Лавинию и Лил, принесли по паре простых юбок и блуз из того самого полотна, в котором щеголяло все население этого обособленного мирка.
Довольно многочисленное, как постепенно выяснили новые пленницы, тщательно и непрерывно, но с предельной осторожностью, как подобает искусникам, собиравшие сведения о живущих здесь людях.
Женщин оказалось почти три десятка, и все они либо пребывали в интересном положении, либо уже кормили грудью младенцев, и сначала Лил разбирал смех, когда она представляла в их компании свою маменьку. Нет, веселилась она не со зла, та отравляющая душу горькая обида, перемешанная с неприязнью, уже бесследно растаяла. Осталось лишь саднящее чувство досады на саму себя, но Алильена надеялась постепенно от него избавиться. Немного позже, когда вернется Инк и ей можно будет сбежать из этого приюта, от странных, забитых и замороченных, вечно беременных женщин и не менее необычных детей.
Девочек в этом месте не было, только очень маленькие, до года, не больше. Куда их девали потом, Алильена так и не выяснила, а объяснять никто из женщин не пожелал. Зато магиня теперь точно знала, как лживо и смешно прежнее утверждение барона, будто он собирается женить на ней своего сына. Интересно, которого из этой толпы подростков он имел в виду? Старшим парнишкам, бегавшим по огороду и тренировочному залу, обнаруженному пленницами в подвале, было не более чем по тринадцать-четырнадцать лет, и спросить, были ли тут прежде другие, постарше, оказалось не у кого.
Вернее, этот вопрос был из тех, после которых местные обитатели каменели лицами и смолкали, стараясь как можно быстрее сбежать по своим нескончаемым делам. Лил объясняла себе такое поведение местных обитателей строгим приказом барона ничего не рассказывать без его разрешения. Как выяснилось, дисциплина тут была едва ли не строже, чем в монастыре Трех Дев.
Именно поэтому висевшие в столовой, классах и тренировочном зале большие портреты Корди, с которых барон следил за присутствующими всевидящим и все понимающим взглядом, растянув в загадочной полуулыбке губы, сначала показались магине неуместными.
Однако понаблюдав, с какой искренней заботой мальчишки натирают тряпочками позолоту рам, каким фанатичным восторгом светятся их глаза, когда они вполголоса, проникновенно произносят клятву всегда любить и беречь великого отца, давшего им жизнь, дом, пищу, одежду и заботу, Алильена поняла, как ошибалась. Эти картины, очень натурально и одновременно лживо выписанные неведомым, но, несомненно, талантливым художником, были тут самым главным идолом, душеприказчиком и тайным другом одновременно.
