Возле портретов всегда стояли свежие букеты, а по вечерам старшие мальчишки торжественно зажигали перед ними алхимические свечки, сюда они приходили похвастаться урожаем огурцов и успехами в освоении различного оружия.
Вот оружия здесь было неожиданно много, и самые старшие подростки, считавшиеся командирами, охранниками и учителями, обвешавшись кинжалами и луками, гордо обходили на закате и рассвете огромный участок, проверяя сохранность своих границ.
Еще старшие варили в лабораториях третьего этажа какие-то зелья и занимались другими делами, выдававшими в них одаренных, но ни Лил, ни маменьке ходить туда не разрешалось. Не пускали их и в кухню, где в меру возможности работали жены великого господина.
— Вам пока нельзя, — с сожалением заявила Ама, как между собой пленницы называли встретившую их в первый день женщину. — Вы еще не несете в себе свет великого господина.
— Все верно, — язвительно буркнула Лавиния, гуляя вечером между грядками моркови. — Если ты таскаешь свет великого хитреца, то в первую очередь беспокоишься за жизнь своего ребенка и никаких глупостей делать не станешь.
Алильена по обыкновению помалкивала, она наконец-то нашла себе работу: перенастраивать напоенные магией камни охранного контура, установленные на вершине стен, защищающих этот крохотный необычный мирок. Внешне вроде бы правильный — мужчина заботится о своих женщинах и детях, кормит их и одевает, обучает грамоте и приучает к труду и порядку.
Здесь все дети работали едва ли не с того момента, как начинали ходить. Самые маленькие собирали мусор и разносили в столовой простые деревянные миски, чуть постарше дергали на грядках травку и собирали падалицу. А годам к пяти уже умели обращаться с тяпками, двумя-тремя видами оружия и наизусть знали все посвященные великому отцу молитвы, написанные по правилам мастеров. Внятно, логично и проникновенно.
Однако уже через несколько дней Лил отчетливо осознала главное: эти мальчишки, которых ей никак не удавалось сосчитать, на самом деле были самыми настоящими рабами, не имеющими ничего своего, ни вещей, ни мнения, ни нрава на выбор.
— Что они у тебя стащили? — поинтересовалась Лавиния, входя в комнату дочери, но та лишь махнула рукой на плетеные сандалии, стоящие возле ее кровати вместо оставленных тут вечером туфель.
Маменька сочувствующе кивнула, она и сама уже лишилась платья и обуви и ходила теперь в юбке Алильены и взятой из шкафчика местной кофточке. Сама Лил с присущим ей упрямством везде гуляла в своем черном костюме из охотничьих штанов и рубашки, даже на ночь не снимая одежды. А идя купаться, всегда ставила у двери в умывальню маменьку.
— Разве за ними усмотришь? — отстраненно пробормотала Лавиния, садясь на единственный стул. — Все-таки сорок два человека. Без младенцев.
Лил уважительно приподняла бровь, даже не сомневаясь в верности этого заявления. У матери свои способы, она и женщин уже сосчитала, и имена им придумала, и характеры успела изучить. И с каждым днем становится все мрачнее, а ее устремленный на Лил взгляд делается все более виноватым.
— Пойдем пощиплем малину, — словно услыхав мысли дочери, как-то робко позвала маменька и первая поднялась с кровати. — Душновато здесь… мне кажется, гроза будет.
Спорить Алильена не стала, сунула в карманы лежавшие на столе мелочи, стянула волосы оторванным от одной из рубах уже почерневшим лоскутом и направилась к двери.
У малинника они ненадолго задержались, прошли мимо грядок капусты и морковки к пруду, сели на песок возле мелководья. Здесь можно было не особенно опасаться пристального внимания обитателей тайного храма бога Корди.
Лавиния тайком оглянулась и, спрятав руку в тень юбки, сделала знак, что хочет поговорить. Лил махнула в ответ ресницами и невесело усмехнулась. Маменька вовсе не перестраховывается: как выяснилось, все мальчишки учатся сложному искусству соглядатаев и шпионов. Лил с матерью далеко не сразу это сообразили, а лишь после того, как понаблюдали из окна за странными играми светочей. И с тех пор с каждым днем все более убеждались в собственных подозрениях. Потому и говорили только о пустяках. Раз мальчишки учатся варить зелья, глупо не предположить, что они еще не сварили снадобья, усиливающего слух. Ведь не зажигают же факелов дозорные, обходящие по вечерам свои угодья.
Лавиния прилегла на бок, набросила на плечи платок и принялась с отсутствующим видом что-то стремительно чертить пальцем на песке. Начертит — сотрет, начертит — сотрет. Хорошо знакомая Алильене игра, в которую они с Ленсом давно играют не хуже отца. Но ни одному и в голову не пришло, как мастерски умеет делать это их маменька.
Лил читала стремительно появляющиеся буквы, складывала их в слова и легким щелчком пальцев давала понять, что успевает. И изо всех сил старалась удержать на лице беззаботное, скучающее выражение, не стиснуть губы и не зашипеть от досады. Оказывается, все эти дни они решали с матерью одни и те же загадки, и Лавиния сумела найти ответы первой. И теперь посвящала Алильену в свои выводы. Корди их переиграл, ему нужен был именно Тарен Базерс, хотя они и раньше это предполагали, но не знали истинной причины. Думали, Густав потребует созданный Тареном артефакт и отпустит их восвояси. Или поселит в Гавре, выделив небольшой домик. Но он решил принудить Тарена к сделке, превратив Лавинию с Лил в вечные заложницы, когда поселил вместе со своими детьми. И не зря самые маленькие ребятишки так и вертятся у ног новых пленниц, наверняка они имеют самые точные указания великого господина на случай появления чужаков.
Ведь ни у одного искусника не поднимется рука на беззащитных детей.
«Как это проверить?» — многозначительно глянула на мать Алильена.
«Никак», — едва заметно поджала губы Лавиния и написала: «Корди доложат, и он догадается. Прости».
Поднялась, отвернулась и капризно сказала вслух:
— Идем домой, что-то меня тут разморило.
Но Лил расслышала в голосе маменьки несвойственное ей отчаяние.
— Идем, — согласилась она, вставая с песка, отряхнула штаны и потянулась.
Резерв был полон, и сегодня вечером она намеревалась поставить на дверь ловушку, безобидную и слабенькую, уж очень хотелось поймать неуловимых воришек.
Однако ловить никого не пришлось. Когда они проходили мимо сидящего на скамеечке малыша лет четырех, Лавиния мельком оглянулась и выразительным взглядом указала дочери на перебирающего ягоды ребенка. И добавила жест, заставивший Алильену потрясенно замереть и присмотреться к мальчику внимательнее, чтобы уже через несколько секунд искренне похвалить маменьку за ее необыкновенную наблюдательность. Несмотря на маленький рост и коротко стриженные волосы, ребенком этот обитатель тайного убежища Корди давно не был.
Хотя свободная, грубая одежда ловко скрывала плотную фигуру карлика, перед пленницами сидел взрослый мужчина, и это меняло многие первоначальные выводы Алильены. Оказывается, Корди полагался далеко не на детскую ответственность, и светочи вовсе не сами поддерживали здесь неукоснительный порядок и дисциплину. Глубоко преданные барону карлики были тут одновременно и воспитателями и глазами великого господина.