Его высокопреосвященство архиепископ Орвието Джованни Строцци
[348] был из уважаемой флорентийской семьи. Семья готовила ему карьеру законоведа, но он совсем молодым человеком бежал из семейного замка. Несколько лет принимал участие в военных кампаниях: в низинах Валь-д’Арно
[349], в долине Валь-д’Эльса
[350] и во взятии Семифонте
[351]. Возглавил большой отряд, но в тысяча двести седьмом году, когда был избран первый подеста Флоренции Гуалфредотто
[352] из Милана, его отряд, как и многие другие, был распущен. Джованни стал кондотьером, то есть организовал новый отряд, который будет служить любому правительству, достойно платящему за службу и готовность пролить кровь. Но после серьезной раны, полученной в одной из битв в Романье
[353], неожиданно посвятил себя церковному служению. Благодаря своим способностям был замечен и обласкан в Риме, быстро прошел все ступени церковной иерархии и несколько лет назад был назначен в Орвието. Все это мне рассказал наш епископ по дороге из Тоди.
Его высокопреосвященство провел нас в просторный кабинет, вероятно служивший ему и библиотекой, так как одна стена была закрыта полками, на которых громоздились папки с рукописями. Наш епископ и хозяин подошли к полкам и начали обсуждать небольшую рукопись, которой хозяин явно гордился. Потом он резко оборвал разговор, усадил нас вокруг невысокого столика.
– Думаю, что мы собрались здесь не для того, чтобы обсуждать прелестные строки Вергилия
[354]. Дорогой граф, что привело вас в наш город?
Прямота архиепископа сбила меня с первоначального плана. Никаких дипломатических вступлений, сразу берет быка за рога.
– Ваше высокопреосвященство, наш высокочтимый император поручил мне в преддверии похода на Святую землю удостовериться, что все владетели Умбрии с пониманием отнесутся к его длительному отсутствию и проявят себя верными подданными. Кстати, я пока не утвержден императором в графском достоинстве.
– Полно вам дипломатничать, граф. Император, безусловно, утвердит вас во всех правах, платите только денежки. А удостоверяетесь вы в благонадежности городов весьма оригинально. Мне известно, какие методы вы применяли в Терни, Риети и особенно в Сполето. Удивительно, как это вы пришли к Орвието без своей сарацинской армии.
– Ваше высокопреосвященство, разве я мог заявиться к вам с солдатами? Я хорошо помню, как вы, вместе с нашим почтенным другом, благословляли нас с Франческой.
– Полно тебе: «ваше высокопреосвященство», «ваше высокопреосвященство». Меня зовут в миру Джованни Строцци. Пока мы за столом, зови меня Джованни. А я буду тебя звать Роман. Договорились?
– Я польщен, Джованни.
– Так, давай, Роман, без выкрутасов: с чем приехал?
– Мне нужно представить канцелярии императора свидетельства верноподданнических чувств владетелей Умбрии. Я понимаю, что император не верит никаким грамотам, доверяет только хорошей армии и аргументам мешка с золотом. Но эти умники в канцелярии требуют красивых бумаг с солидными печатями.
– Сочувствую, но ничем не могу помочь. Ты, думаю, знаешь, что я стараюсь держаться подальше от этих склок между императором и папой. Зачем же мне сознательно подставлять спину, а может быть, и голову под удары этой камарильи, которая вертится около папы. Расскажи лучше, зачем ты отдал свою родственницу этому бандиту – Ринальдо из Кастелло Лупи? У него слишком плохая репутация. Говорят, к тому же, что ты дал большое приданое за ней. Это что, Роман, покрываешь свои амурные похождения?
Я обернулся к епископу, и он путано объяснил архиепископу причины, по которым мы решились на эту сделку.
– Жалко, что вы не нашли другую кандидатуру. Епископ Читта-ди-Кастелло писал мне, что он на твои деньги нанял отряд головорезов и теперь бесчинствует в округе, прикрываясь, кстати, и твоим именем. Ты должен при случае приструнить его, раз он стал твоим родственником.
– Я не знал этого. Будет случай, прищемлю ему хвост. Боюсь только, что уже поздно.
– Хорошее дело сделать никогда не поздно. Очень жаль, что не могу тебе помочь. Впрочем… – Архиепископ внимательно оглядел меня. – Ты вроде мужчина крепкий. Хочешь побороться со мной?
– Не понял, Джованни. Что ты имеешь в виду?
– Что здесь понимать? Станем на ковер, посмотрим, кто из нас крепче. Я хоть старше тебя лет на пять, но еще не так стар. Поборемся, разомнем мышцы и кости.
– Зачем, Джованни? Бороться с архиепископом? Проклянешь еще меня, если я уложу тебя на лопатки.
– Не с архиепископом, а с Джованни Строцци. Сначала уложи, не так это просто. Но если не хочешь, неволить не могу. Впрочем, смотри, если поборешь меня, я тебе напишу твою грамоту. А если я тебя уложу… Что бы с тебя взять?
– Хорошо, если я проиграю, буду целый год честно ходить на все воскресные мессы.
– Ладно, хоть это.
Наш епископ всплеснул руками, думал, что мы шутим. Но Джованни провел нас в небольшой зал, в котором посредине лежали одно на другом два больших одеяла. Молчаливый служка невозмутимо, как будто ему приходится делать это каждую неделю, принес нам два халата. И вот мы стоим друг перед другом. Он ниже меня сантиметров на пять, но коренастее. Когда переодевались, я заметил, что у архиепископа совсем нет живота. Не то что у нашего епископа. И плечи, и мышцы рук произвели на меня впечатление. Несладко мне придется. Сколько же я лет не стоял на матах? Лет двадцать пять? Помню ли я что-либо из вольной борьбы? Но размышлять времени нет. Я только успел спросить:
– А что запрещено?
– Ничего, только кулаками не драться. Главное, уложить тебя на обе лопатки.
И мы сошлись. Архиепископ, вероятно, надеялся уложить меня сразу. Сначала он попытался просто обхватить меня у пояса и бросить через плечо, но я вовремя ушел под его руку. Попытался схватить мою левую ногу за голень, встав на колено, но неудачно приподнял таз, поэтому я охватил его ногу обеими руками, просунув одну руку между ног, и свалил на бок. Я провел прием неточно, и мы снова поднялись. Теперь он стал осторожнее. Мы покружились, делая ложные выпады. Я пытался вспомнить хоть что-нибудь из того, что нам вдалбливали на занятиях в школе, но тщетно. Время идет, архиепископ, несмотря на свой возраст, дышит свободно, так что надеяться на его усталость нельзя. И я воспользовался приемом, который помогал мне на улице. Обеими руками охватил его левую руку, правой ногой сделал подножку под обе ноги и бросил на ковры. Осталось только дожать ошеломленного противника. Простейший прием, единственное, что вспомнили мои руки и ноги. Архиепископ встал, недовольно посмотрел на меня:
