– Почему продадут? Я ведь свободный человек.
– Это тебе так кажется. Кто это может подтвердить перед судьей? Сейчас ты раб уважаемого торговца Ибрахима ал-Курди. Через неделю будет большой базар, и тебя выставят вместе с остальными рабами Ибрахима на продажу. Ибрахим хвастался, что получит за тебя много денег. Поэтому он просил меня позаботиться о тебе, чтобы ты выглядел хорошо при продаже. Ладно, у тебя все хорошо заживает. Моли своего Бога, чтобы ты достался хорошему хозяину.
Молчавший все время Гордон неожиданно сказал:
– Да, разбросают нас в разные стороны.
Я ответил:
– Но мы и пришли с разных сторон.
Собравшийся уже уходить лекарь остановился и спросил меня:
– Ты понимаешь английский язык?
– Да, я в Константинополе лечил одного англичанина. Он и оплатил мой проезд до Антиохии
[21]. А потом нанялся на небольшое судно, доплыл на нем до Акры.
Врать так врать. Я это все сказал спонтанно, нужно же было как-то оправдать знание английского языка.
– А чем англичанин болел?
– Он не болел. Но у него были постоянные боли в пояснице. Я попытался ему помочь, и у меня получилось. Через три дня боли прошли.
Я инстинктивно пытался заинтересовать лекаря и развеять его опасения.
Лекарь ушел, сопровождавший его парень закрыл за ним дверь, а я впервые задумался по-настоящему о своем положении. Это не сон, не дурацкая шутка. Я действительно раб, и меня через неделю продадут неизвестно кому.
Дверь снова открылась, и в сарай вошел все тот же парень с копьем и хлыстом. За ним другой мужик, постарше, принес котелок и глиняные миски. Миски раздал всем десятерым рабам. В миски налил из котелка какое-то густое варево и насыпал в него травы. После этого вышел из сарая. Все начали жадно есть, захватывая варево руками. Я понюхал варево, и меня чуть не вырвало от тошнотворного запаха. Только теперь понял, что есть очень хочется, ведь я не ел со вчерашнего утра. Но это варево есть невозможно. Отставил миску в сторону. Парень что-то крикнул мне. Но я не понял и никак не отреагировал. Он подскочил ко мне и ударил хлыстом по плечам. В этот момент негр, сидевший справа от меня, схватил мою миску и начал быстро пожирать ее содержимое. Парень хлестнул и его, но тот не выпустил миску, пытаясь быстро съесть все. Парень хлестнул его еще раз, плюнул в нашу сторону и тоже вышел, закрыв за собой дверь.
Гордон сочувственно сказал:
– Зря ты так. Сегодня больше кормить не будут. Если не будешь есть, умрешь. Да еще каждый день бить будут.
– Значит, умру. Но эту бурду есть не буду.
– Почему? Еда, конечно, не очень, но есть-то можно.
– Нет, не буду.
Я начал осторожно развязывать веревку на ногах. Ослабил и оставил только так, чтобы сбросить ее сразу.
Минут через десять в сарай вошли двое парней и потащили меня во двор. Там стоял тот самый толстый бедуин, которого я увидел первым, когда очнулся, и лекарь. Бедуин – я уже понимал, что это мой хозяин, – что-то сказал лекарю. Лекарь спросил меня:
– Почему ты не ел пищу? Хозяин злится, говорит, что так ты умрешь, а он не хочет терять свои деньги. Он заставит тебя есть.
– Эту бурду есть не буду. Ее свиньи даже не станут есть.
Лекарь перевел мои слова хозяину. Тот обозлился и крикнул что-то своим двум парням. Тот, который хлестал меня в сарае, двинулся ко мне, выставив вперед пику. Но я уже заметил у второго парня саблю, висевшую на боку. Он стоял недалеко. Я уклонился от пики, сбросил с ног веревку, кинулся к нему и выхватил саблю из ножен. Он не ожидал нападения и отскочил, когда увидел саблю у меня в руках. Я развернулся к парню с пикой и отбил ее. Парень побледнел и тоже отскочил от меня, но пику не выпустил. Поняв, что мне терять больше нечего, я в три шага добежал до хозяина и крикнул лекарю:
– Переведи этому бедуину, что, если он не прикажет парню положить пику, разрублю его на месте.
Лекарь сказал что-то побледневшему хозяину, и тот выкрикнул приказ. Парень положил пику на землю, но не отошел от нее. Теперь лекарь спокойно обратился ко мне:
– И чего ты добьешься? Даже если перебьешь здесь нас всех, никуда не уйдешь. Ворота закрыты. Да и без ворот сейчас набегут люди и убьют тебя. Чего ты хочешь?
– Не хочу жрать это месиво, которое дают рабам.
– Но ты ведь раб.
– Лучше умру, но не стану это есть. И с удовольствием захвачу с собой на тот свет эту жирную тушу.
Лекарь усмехнулся и коротко перевел хозяину мои слова. Тот немного успокоился, но стал размахивать руками и кричать на высоких тонах. Лекарь опять стал что-то втолковывать ему. Хозяин совсем успокоился и буркнул несколько слов. Лекарь опять обратился ко мне:
– Положи саблю, хозяин обещает кормить тебя по-человечески. Но грозится продать тебя самому паршивому покупателю.
– Он обманет.
– Нет, он обещал мне. Я тебе гарантирую, что он не разрешит и пальцем тебя тронуть. Разрешит ходить без веревок, если ты дашь слово, что не будешь пытаться убежать. Будешь рядом со мной. Бежать не советую. В пустыне тебя сразу поймают. И тогда позорная смерть обеспечена.
Я поглядел на лекаря и поверил ему. Поверил его спокойствию. Пообещал, что не сбегу, и положил саблю рядом с собой. Второй парень сразу схватил ее, но не пытался сделать что-нибудь без приказа.
Потом лекарь увел меня в свою комнату. Комнатой это можно было назвать только с большой натяжкой. Это такой же каменный сарай с единственным окном около двери. Но на стенах и на полу были ковры. Не бог весть какой чистоты, но ковры. У дальней стены невысокая деревянная лежанка, тоже покрытая ковром. На ковре лежали подушка и одеяло. Вероятно, это было место для отдыха или сна. С правой стороны около двери приютилась табуретка, на которой стоял кувшин с выгнутым носиком. Рядом на полу – тазик. С левой стороны вдоль стены лежали вьюки. Лекарь развязал один из вьюков и вытащил еще один коврик, чем-то набитый мешочек, одеяло, вполне приличный халат и набедренную повязку. Халат и набедренную повязку передал мне. Все остальное бросил около правой стены и сказал:
– Старый халат оставь. В нем ты пойдешь на продажу. А это будет пока твое место. Меня зовут Ахмад из Феса
[22]. Я надеюсь, что мне удастся купить тебя у Ибрахима ал-Курди. Зови меня при людях ал-Саид табиб Ахмад. Наедине можешь называть меня Абу Сахат.
Я уже писал, что иногда говорил в больнице с арабами. Поэтому сразу понял, что Абу Сахат означает «отец здоровья».
