Дзынь. В углу кабины стояла женщина в халате и шлепанцах, плакала, повернувшись лицом к стене.
Рука Элис потянулась к ней, потом вернулась на место. Отвела взгляд. Нажала на кнопку следующего этажа.
Двери сомкнулись.
Лифт загудел, поднимаясь вверх под аккомпанемент сдавленных рыданий.
Я оперся на поручень:
– Она не сказала, для чего собственную квартиру разгромила?
– Ничего она не делала. Наверное, просто забыла дверь запереть, и местные мальчишки доделали остальное.
Что объясняло пропажу антидепрессантов. Наверное, маленькие засранцы в это самое время пытались от них заторчать.
Дзынь. Мы вышли. Женщина осталась стоять, где стояла, и лифт снова унес ее.
Я показал на коридор:
– Палата в самом конце.
Кровать, стоявшая рядом с кроватью Хитрюги, была украшена цветами и воздушными шариками. У Хитрюги на тумбочке только бутылка газировки и экземпляр Скоттиш Сан. Заголовок во всю страницу: «ТЕЛЕВИЗИОННЫЙ ПСИХОЛОГ, ОН ЖЕ СЕКСУАЛЬНЫЙ МАНЬЯК, ОБВИНЕН В СОВЕРШЕНИИ ШЕСТИ ИЗНАСИЛОВАНИЙ» – над фотографией улыбающегося доктора Дочерти.
Правый глаз Хитрюги закрывала марлевая повязка, лицо более худое и обвисшее, чем обычно, все в синяках и шрамах.
На нем был «ночной прикид», купленный нами в супермаркете вчера вечером. На груди отфотошопленная кошачья морда в стиле постера Обамы две тысячи восьмого года.
Хитрюга поморгал здоровым глазом. Нахмурился:
– Ничего не принесли, даже сраной открыточки с пожеланием выздоровления, а у этого ублюдка, – ткнул пальцем на лежавшего без сознания парня на соседней кровати, – как на предвыборной компании у Клинтон.
Я присел на край кровати.
Элис наклонилась, обняла Хитрюгу, да так крепко, что он даже вздрогнул. Потом залепила ему поцелуй в щеку:
– Я так рада, что с тобой все в порядке! Выглядишь ты… ужасно.
– Спасибо.
– Нет, серьезно, просто неважно. Как будто тебя газонокосилка переехала. Ты хорошо себя чувствуешь?
Он поднял плечи к ушам:
– Нет.
Через спинку соседней кровати был перекинут полосатый халат. Мы, конечно, вернемся до того, как парень придет в себя, а если нет, то возникнут проблемы. Схватил халат, бросил Хитрюге:
– Давай, человек без друзей, собирайся – пойдем в гости.
– Да пошел ты…
Я вытащил из кармана маленькую кожаную коробочку и бросил ее на кровать:
– Тебе это тоже потребуется.
Он взял ее. Открыл крышку, уставился одним глазом на лежавшее внутри удостоверение:
– Почему ты взял мое…
– Потому что – вот почему. Давай поднимайся!
Мы помогли ему встать с кровати, всунули руки в рукава халата. Халат был размера на три меньше, на животе не сходился, но ничего другого не было. Я позаимствовал у соседа клетчатые тапки:
– Это тоже надень.
Клетчатые шорты, которые были в комплекте с футболкой, выше колен Хитрюги не поднялись. Ноги в лиловых рубцах и белых нашлепках лейкопластыря.
Он прижал удостоверение к груди:
– Куда мы идем?
– Увидишь.
Вошли в лифт. Плачущей женщины не было. Поехали на верхний этаж.
Хитрюга провел рукой по вышивке на халате:
– Я… Спасибо.
– Для меня то же самое сделаешь.
Элис кивнула:
– Все за одного.
Лифт жужжал и клацал.
Он поморщился:
– Меня скоро выпишут. Дали пачку антибиотиков и болеутоляющее. Смотрите, чтобы вам лифт жопу не прищемил на обратном пути.
– Хочешь в квартире остаться? Она оплачена до конца месяца, а Элис туда возвращаться не хочет.
Хитрюгу передернуло.
– Ноги моей в Кингсмите не будет.
На табло загорелась цифра десять, двери лифта раздвинулись, и мы вышли в пентхаус.
Никакого тебе потрескавшегося линолеума, склеенного клейкой лентой, – сплошь ковровое покрытие, вазы в цветах и пристойные картины на стенах. Очень тихо и эксклюзивно. Из коридора доносился запах чеснока и масла.
Хитрюга шмыгнул носом:
– Черт возьми, очень даже неплохо, вам так не кажется?
– Это ты получаешь, если у тебя нет медицинской страховки.
Молодой качок, сидевший на ресепшене, улыбнулся нам, удивленно поднял брови и наклонил голову к плечу:
– Простите, но этот этаж зарезервирован для частных…
– Полиция. – Я помахал у него перед носом просроченным удостоверением. – Здесь у вас лежит пациент, некая Мэви Керриган, огнестрельное ранение и выдавленный глаз.
– А-а… – Потянулся к телефону. – Наверное, мне следует…
– Наверное, вам не следует. – Я наклонился к нему, он отшатнулся. – Где она?
Он показал пальцем куда-то за спину:
– Восемнадцатый номер.
Я поковылял в конец коридора, Хитрюга и Элис шли вслед за мной.
Комнаты по обеим сторонам коридора напоминали скорее гостиничные люксы, чем больничные палаты. В каждой мягкий уголок с диваном и кофейным столиком, телевизор с плоским экраном, станция для айпода, окно от пола до потолка и узкий балкон. Большинство обитателей сидели за обеденными столами и ели свой ланч – не знаю, что им на этот раз послал Господь, – любуясь видом на город.
Пятнадцатый, шестнадцатый, семнадцатый.
И – самый последний.
Восемнадцатый.
В коридоре стояли двое мужчин. Один с рыжим хвостом, торчащим из-под повязки на голове, два громадных синяка вокруг глаз. Другой маленький крепыш, вся голова в мелких шрамах под короткой щетиной. У этого был только один синяк, но зато он стоял на костылях, и нога была загипсована от бедра до кончиков пальцев.
Джозеф и Френсис.
Френсис кивнул:
– Инспектор.
– Френсис.
Джозеф криво улыбнулся:
– А-а, мистер Хендерсон. Вынужден сообщить вам, что наше знакомство подошло к концу. Мы с Френсисом отбываем в поисках новых мест для нашей деятельности. Считайте, что это Коста дель Фар, ну, Дальний Берег.
– В Испанию, типа того, – подтвердил Френсис.
Я пожал плечами:
– Беспокоитесь насчет того, что будет, когда я приду за вами?
– О нет, благослови вас Господь. Просто хочу сказать, что мистер Инглис в некоторой степени более чем недоволен результатами нашей совместной работы с миссис Керриган. Он полагает, что мы должны были более тщательно исполнять нашу работу по осуществлению охраны нашей организации в целом, – сказал Джозеф. Вздрогнул. – И поэтому мы вынуждены уехать, прежде чем он придет к выводу, что на ошибках учатся.
