Элис стояла посреди комнаты, неестественно выпрямившись. Улыбнулась:
– Дэвид, рада видеть вас снова. Как Эндрю?
– Мы вроде бы договорились на завтра, но я не мог ждать. – Неловко склонился над ней, чмокнул в щеку. Затем поставил одну бутылку шампанского на стол рядом с ноутбуком и стал снимать фольгу с горлышка другой. – У вас найдутся стаканы поприличней?
– Ах да, конечно, пойду посмотрю, что у нас есть, может быть, что-нибудь в шкафу для посуды… – Она направилась в сторону кухни и исчезла в дверях.
Хитрюга уже трудился над проволочной сеткой на пробке, при этом расхаживая по комнате. На одном месте ему не стоялось. Половицы скрипели и стонали под его ногами.
Молчание.
Он посмотрел на экран ноутбука, где Лора Страхан, спускаясь вниз, застыла на середине пролета каменной лестницы, надпись «Пауза» пересекала ее ноги.
– Я… заходил проведать Мишель.
– Ты что, не знал? Два года, и она ни разу не пришла проведать меня. И ни одного письма.
– Она подошла к двери и была вся такая… – Покрутил рукой у себя над головой. – Ну, понимаешь? Волосы всклокоченные, бледная, худая, мешки под глазами. Пила, наверное.
Я снова уселся на свой складной стул:
– И что?
– Выставила дом на продажу. На изгороди объявление висит, большое такое. Хочет перебраться на юг, к сестре.
Да. Ну что… она взрослая женщина. Да и мы теперь вроде как не женаты, так что ли? Может делать все, что захочет. И передо мной не надо отчитываться.
– В этом есть какой-то смысл?
– Просто подумал, что ты захочешь… Я не знаю. – Уставился на бутылку в своей руке. – Эндрю меня вышвырнул. Несомненно, это все не из-за него, а из-за меня. Говорит, что он задыхается. – Жирные пальцы обхватили горлышко бутылки и сжали его так, что суставы побелели, как кость. – Он, черт возьми, от меня задыхается…
В дверях кухни появилась Элис, несла в руках три бокала для вина.
– Кто от кого задыхается?
– Бойфренд Хитрюги бросил его.
Его нижняя губа оттопырилась, он покачал головой.
– О, Дэвид, мне так жаль. – Похлопала рукой по спинке раскладного стула. – Садись сюда, ты должен все мне об этом рассказать.
О господи, приехали.
– Может быть, позже. – Мясистая лапа провернула пробку, потянула за нее. Пробка пумкнула, вылетая из бутылки, вслед за ней потянулся завиток бледного газа.
Он наполнил два бокала, потом полез в пластиковый пакет и протянул мне банку газировки.
Все правильно. Я щелкнул язычком банки и наполнил свой бокал ярко-оранжевым шипучим соком.
Хитрюга поднял свой:
– Тост – за Эша, за друзей. И за свободу.
За месть…
Чокнулись.
Он сделал глоток. Всосал сквозь зубы воздух. Слегка вздрогнул. Потом сел на стул. Сгорбился:
– Чертов Эндрю. Два года. Два проклятых года. Я всем рассказал о наших с ним отношениях.
* * *
– Нет, не так… А вот так… так будет хххаа… хорошо. – Хитрюга мигнул сначала одним глазом, потом другим, потом сел на корточки, прижав колени к животу, и упал вперед, где так и остался стоять, опираясь на локти и колени. Задницей вверх. На нем не было ничего, кроме пары черных трусов «Келвин Кляйн». Он постоял немного, потом покачнулся и свалился на бок. Поверх нового ковра была постелена простыня, этого, как оказалось, было вполне достаточно. По крайней мере, у него была подушка. Добавить к этому пару банных полотенец вместо одеяла, и…
Не так чтобы замечательно, но после всего того бухла, которое мы уговорили, он наверняка ничего не заметит. В ванной кто-то громко блевал, чаша унитаза усиливала звуки, эхом разносившиеся по всей квартире.
Хитрюга пару раз дернулся, затем испустил длинный глухой стон. Потом последовала пауза. Засопел.
Я бросил на него еще одно полотенце, взял две пустые бутылки из-под шампанского и то, что осталось в бутылке виски из супермаркета. Отнес на кухню и поставил рядом с электрическим чайником. Взял из раковины таз для мытья посуды.
Когда я вернулся в гостиную, он лежал, распластавшись на спине, и храпел так, что воздух вокруг вибрировал. Полотенце, оно же одеяло, сползло на одну сторону, обнажая громадный бледный волосатый живот. Храп на пару мгновений прервался. Хитрюга прохрипел что-то вроде имени и снова захрапел.
– Несчастный придурок. – Набросил на него полотенце. – Постарайся не захлебнуться в собственной блевотине посреди ночи, ладно? – Выключил свет. Закрыл дверь. Оставил его наедине с самим собой.
Шум смываемой воды в унитазе. Кто-то полоскал рот. Сплюнул. И наконец в прихожую нетвердым шагом вошла Элис.
Клетчатая пижама застегнута криво, левая сторона на одну пуговицу выше правой. Спутанные волосы торчат в разные стороны.
– Бррр…
– Давай-ка в койку.
Приложила правую руку к виску:
– Как-то не очень хорошо себя чувствую…
– Ну да, а кто в этом виноват?
Дверь в ее спальню была раскрыта. Небольшая комната с односпальной кроватью, гардероб и маленькая прикроватная тумбочка. Центральное место в комнате занимал плакат с картиной Моне, сплошь зеленые, синие и лиловые цвета.
Забралась в кровать, натянула пуховое одеяло до подбородка:
– Бррр…
– Пол-литра воды выпила? – Поставил на пол таз, ей под голову. Если не промахнется, завтра утром пол не будет заблеван.
– Эш… – Пару раз чмокнула губами, как будто пробовала что-то горькое. – Расскажи мне сказку.
– Ты что, шутишь?
– Хочу сказку.
– Ты взрослая женщина, и я не рассказываю сказок…
– Пожаааааалуйста!
Серьезно?
Посмотрела на меня, моргнула, под налитыми кровью глазами серые мешки.
Вздохнул:
– Ладно. – Уселся на краешек кровати, убирая вес с правой ноги. – Давным-давно жил-был на белом свете серийный убийца, и звали его Потрошитель. И любил этот самый Потрошитель зашивать игрушечных кукол в живот медицинским сестрам. Но не знал он, что охотится за ним храбрый полицейский.
Улыбнулась:
– А полицейского звали Эш, правда? Его ведь так звали?
– Кто сказку рассказывает, я или ты?
Восемь лет назад
Я врезал по двери, распахнув ее настежь. Обогнул толпу старых пердунов в домашних халатах и шлепанцах, окутанных облаками сигаретного дыма.
Куда, черт возьми, он…
Вот, по другую сторону низкой стены, отделяющей каслхиллскую больницу от автомобильной парковки. Беременная женщина, выкрикивая ругательства, колотит по окну древнего «форда-фиесты», с ревом отъезжающего от обочины.
