Ругань у меня за спиной – это констебль О’Нил врезался в толпу куривших пенсионеров, лицо раскраснелось, на щеках блестит пот.
– Вы его взяли?
– Я что, твою мать, похож на того, кто его взял? Давай за машиной. БЫСТРО!
– О господи…
Он неуклюже вскарабкался на низкую стену, направляясь к нашему ржавому «воксолу», припаркованному на двойной желтой, как раз в том самом месте, где остановка запрещена.
Беременная женщина стояла посреди дороги, грозя кулаком вслед «фиесте», которая, виляя, выезжала через ворота больницы на Нельсон-стрит.
– ЧТОБ ТЫ СПИД ПОДХВАТИЛ И СДОХ, ВОРЮГА ПРОКЛЯТЫЙ!
Я затормозил рядом с ней:
– Вы его лицо хорошо разглядели?
– Он, сволочь, мою машину украл! Вы видели?
– Вы узнаете его, если увидите снова?
– У меня собака в багажном отсеке! – Закрыла руками рот. – ТОЛЬКО ВЕРНИСЬ СЮДА, ЗАДРОТ ЧЕРТОВ!
Патрульная машина с визгом рванула от бордюра и остановилась, скрипя тормозами, на противоположной стороне дороги. О’Нил опустил стекло:
– Он уходит.
Я указал женщине на больницу:
– Не уходите отсюда, пока с вас не снимут показания, поняли? – Потом подбежал к машине и запрыгнул внутрь. Хлопнул дверью. Ударил О’Нила по плечу: – Дави на газ!
Он так и сделал, и старый «воксол» рванул вперед в облаке дыма от покрышек.
Вырвались на Нельсон-стрит, едва не столкнувшись с малолитражкой. Водитель нажал на гудок, глаза на лоб вылезли, рот перекосило от ужаса.
О’Нил удержал машину – обе его руки намертво вцепились в руль, зубами закусил нижнюю губу – и погнал ее вверх по холму. Мимо окон понеслись газетные киоски, магазины с коврами и парикмахерские. Я вцепился рукой в ремень безопасности, врубил сирену с мигалкой.
Сирена взревела, заглушая рев мотора, и мы понеслись по дороге, рассекая предобеденный трафик.
Взлетели на вершину холма. Я вытащил рацию и заорал в нее:
– Чарли Хоутел Семь вызывает Базу, мы преследуем Потрошителя. Двигаемся в восточном направлении по Нельсон-стрит. Перекройте дорогу. Он в коричневом «форде».
Пауза, потом на линии захрипел голос с сильным акцентом уроженца Данди:
– Вы что, напились?
– Срочно высылайте на место подкрепление!
«Воксол», проскочив вершину холма, метра три пролетел по воздуху и снова шлепнулся на асфальт. О’Нил сидел за рулем, вывернув плечи вперед и держа руль в прямых руках, как будто толкая машину, придавая ей дополнительную скорость.
– Вот он! – Я ткнул пальцем в ветровое стекло.
«Фиеста» исчезла в тоннеле под дорогой.
Нас разделяло секунд тридцать. Сверху над нами громыхало шоссе, а О’Нил все прижимал и прижимал к полу педаль газа. Вой сирены эхом отзывался в бетоне. Снова выскочили на свет.
– Почти догнали…
Теперь нас разделяли секунды четыре, не больше. «Фиеста», едва не сбив женщину на мотоцикле, проскочила на красный в том самом месте, где Нельсон-роуд пересекает Кэнард-стрит, и понеслась наперерез пассажирскому автобусу. Он врезался прямо в «фиесту», со стороны переднего пассажирского сиденья. Машину подбросило в воздух метра на полтора, закрутило и швырнуло на столб светофора.
– Черт! – О’Нил врезал по тормозам. Выкрутил руль влево, отчего зад машины занесло и она заскрипела шинами по булыжнику.
А потом все пошло, как в замедленной съемке. Цвета стали яркими и резкими, словно высвеченные декабрьским светом. Женщина с коляской, рот раскрыт в безмолвном крике. Мужчина на верхней ступеньке лестнице рядом со входом в книжный магазин, рисовавший граффити на стене. Маленькая девочка, выходившая из кондитерской, застывшая с надкусанным пирожным во рту. Фургон «Транзит», водитель давит на гудок – и мы врезаемся прямо в него.
Удар был словно выстрел из дробовика – кубиками триплекса засыпало весь салон «воксола». Машина опрокинулась набок, на мою сторону, я повис на ремне безопасности, потом сдетонировали подушки. Окружающий мир заполнился белым и вонью от фейерверка. Потом машина снова встала на колеса, покачалась, и осколки триплекса дождем застучали по моей коже. Ноздри забило запахом пыли, подушек безопасности и бензина.
Потом щелчок – и пленка пошла с обычной скоростью.
О’Нил, склонившись вперед, висел на ремне безопасности, по лицу из раны на лбу и разбитого носа текла кровь. Радиатор «Транзита» заблокировал окно с его стороны.
Я попытался справиться с ремнем, голову заполнил свистящий звон.
Надо выбираться… Толкнул дверь и, шатаясь, выбрался на дорогу, держась рукой за крышу машины, чтобы оставаться в вертикальном положении.
Кто-то завопил.
«Фиеста» изогнулась вокруг фонарного столба, пассажирскую сторону вдавило внутрь. Фонарный столб тоже был не в лучшем виде. Его согнуло и скрючило, стеклянный фонарь болтался на паре проводов.
Вокруг меня завертелись желтые и черные точки, затуманивая улицу.
Я моргнул. Покачал головой. Щелкнул челюстью. И звон из оглушающего стал просто болезненным. Господи, ну и месиво…
Когда я шел через дорогу, под моими ботинками хрустело стекло.
В багажном отсеке «фиесты» кто-то скулил. На меня уставилась пара коричневых глаз, мокрый нос прижался к потрескавшемуся стеклу хетчбэка. Потом распахнулась водительская дверь, и мерзавец выпал на дорогу. Мешковатый спортивный костюм, кроссовки, большая вязаная шапка натянута на уши. Я не видел его лица, только затылок.
– Вы! Вы арестованы!
И тут все началось. Он вскочил на ноги, как на пружинах, не обернулся, руки и ноги заработали, как поршни, и рванул в сторону сине-белой гостиницы из монолитного бетона на Гринвуд-стрит.
Только, черт возьми, не это.
Я помчался за ним, на ходу доставая рацию.
– Срочно пришлите «скорую помощь», пересечение Кэнард, Нельсон и Гринвуд. И вызовите пожарных, там собаку в обломках зажало.
Побежал еще быстрее, пульс бился в горле и ревел в груди.
За угол Гринвуд. Впереди возвышался железнодорожный вокзал – громадное здание в викторианском стиле, похожее на перевернутую лодку из стекла и стали, с массивной колоннадой из бетона, пристроенной в 1970-х, чтобы могло подъехать такси и было где укрыться курильщикам.
Протолкался через главный вход в гул людских криков и грохочущей музыки. Внутренняя часть вокзала представляла собой большое открытое пространство, с переходами для пассажиров, арками, возвышавшимися над железнодорожными путями и соединявшими полдюжины платформ. Свет проникал внутрь сквозь грязную стеклянную крышу.
Рядом с билетными кассами установлена большая сцена вроде шатра, с логотипом «Каслвейв FM» по обеим сторонам и растяжкой «ПРЕВРАТИМ МИЛИ В УЛЫБКИ!!!» посредине. В передней части сцены стол, задрапированный черным, за ним пара придурков, хлопавших в такт музыке поднятыми над головой руками и при этом не выпускавших из рук микрофонов.
