Ливень сменился слабым дождиком, фары встречных машин превратились в мутные желтые пятна.
Присмотрелся, сказал:
– После поворота налево.
На другой стороне дороги виднелся городской стадион, сплошные металлоконструкции и угловые стеклянные панели, обернутые в темно-синий металл и крашеный бетон. За ним возвышался Касл Хилл, склоны засижены темными зданиями с покатыми крышами, а сам замок терялся в пелене дождя.
Элис оглянулась назад, через спинку водительского кресла:
– Хочешь поговорить об этом? Ну, перед тем как мы встретимся с Рут?
Эта часть Каузкиллина была застроена послевоенными муниципальными домами, коробки таунхаусов, которые ставили здесь в ожидании лучшего будущего, с течением времени потускнели и скособочились. Осыпающаяся отделка и засоренные водостоки.
– Эш?
– Да тут не о чем говорить. Он вспорол ей живот, потом что-то случилось, и он ее бросил. Никуда не стал звонить, просто оставил там умирать.
– Нет, я не об этом, поговорить о ваших с ней отношениях.
– Она очнулась, когда кончилось действие обезболивающего. Лежит на сырой земле, как туда попала, понять не может, ночь, дождь льет. Каким-то образом смогла доползти до дороги. Остановился пьяный водила и подвез ее до госпиталя.
– Должно быть, она очень храбрая.
В водительском окне проплыло громадное здание из ржавого железа, на стене неровными двухметровыми буквами выведено «ВЕСТИНГ», к последней букве прилеплен силуэт вытянувшейся в прыжке борзой. Логово миссис Керриган…
Отвернулся:
– Да, давно это было.
– Я знаю, что ты до сих пор винишь себя, но…
– Она мне помогла, он ее увидел. Если бы она не сделала этого…
– Если бы не она, он выбрал бы еще кого-нибудь. Может быть, кого-то не столь храброго. Того, кто не смог бы выжить.
Только перестать винить себя я бы все равно не смог.
Показал на перекресток впереди:
– Вот здесь, и потом в самый конец улицы.
Вдоль дороги стояли двухэтажные особнячки, оштукатуренные стены обвешены телевизионными тарелками. Аккуратные палисадники, огороженные невысокими кирпичными заборами. Магазинчики, группами по три – мясная лавка, бакалейная, ветеринарная клиника, окна залеплены рекламными листовками бродячего цирка, гастролировавшего в этих местах месяца полтора назад. Вывески выцвели, облупились и едва читаются.
В конце улицы Элис повернула направо. Палисадники здесь были еще менее ухожены, а окнам и дверям требовался свежий слой краски.
– Теперь налево до конца.
Свернула на Фест-Чёрч-роуд.
Еще больше послевоенных коробок. Вывалившиеся куски штукатурки вокруг окон. Торчащие из-за кирпичных заборчиков сорняки. Рядом с мусорными баками кучи черных пластиковых мешков. На обочине «рено-фуэго», стоит на кирпичах вместо колес, по внешнему виду сделан из ржавчины, а не из стали. В колесные диски тычется носом терьер.
Проехали еще немного, слева многоквартирная пятиэтажка на месте стоявших здесь когда-то и впоследствии снесенных четырех или пяти особнячков. Оранжевый кирпич, покрытый грязными потеками, хулиганские граффити: «DPNB КОРОЛИ РАЁНА!», «БАНЗИ БОЙЗ РУЛЯТ» и «МИККИ ДИ СОСУТ!»
Проехали мимо этой красоты, и в самом конце дороги, там, где она была перегорожена бетонными блоками, возник кроваво-красный шпиль Первой национальной кельтской церкви. Вся в горгульях и выступах, шиферная плитка – как чешуя на хвосте у дракона.
Рядом с полдюжины ребятишек лениво выписывают восьмерки на великах, все, как один, в мешковатых джинсах и худи, торчащие в зубах сигареты оставляют за собой инверсионные следы. Понедельник, половина первого – маленькие засранцы должны быть в школе.
Проверил текстовое сообщение, пришедшее на телефон.
Рут Лафлин: 16Б, 35 Ферст-Чёрч-роуд, Каузкиллин
Спасибо, Хитрюга.
– Вот здесь, третий вход с конца. – Спрятал мобильник. – Кхм… знаешь, бойфренд Хитрюги выкинул его из квартиры? Ничего, если он остановится у нас на пару ночей?
Элис закусила верхнюю губу, пару раз моргнула. Изобразила улыбку и, как всегда, скороговоркой:
– Конечно, мы ведь любим Дэвида, не так ли, в смысле, он всегда старался помочь, когда ты был в заключении, почему теперь должны возникнуть какие-то проблемы, вообще нет никаких проблем.
– Ты уверена, он ведь…
– Нет, он твой друг, и он нуждается в твоей помощи, так что об этом говорить?
Я кивнул, она остановила машину напротив дома. Распрямила спину, постучала пальцами по рулю, нахмурилась.
– Слушай, если ты не хочешь, чтобы он у нас жил, ты только скажи, я смогу…
– Все в порядке. Я же сказала, что все в порядке, правда? Значит, все в порядке. – Расстегнула ремень безопасности, выбралась из машины под моросящий дождь. – Ты идешь?
Один из мальчишек оторвался от группы приятелей и рванул на велосипеде по направлению к машине.
Я крепче сжал в руке трость.
Мелкий холодный дождь вытянул тепло из лица и рук, и, пока я выбирался из машины на дорогу, куртка успела потемнеть.
Элис не стала меня дожидаться, подошла к дому и стала подниматься по лестнице. Уставилась на кнопки интеркома.
Подъехал мальчишка на велике, ухмыльнулся во весь рот, в одной половине зубы через один, из другой половины торчит сигарета. Белобрысая челочка торчит из-под капюшона красной худи, на нем надпись черным фломастером: «БАНЗИ БОЙЗ». Вся рожа в веснушках. Лет семь-восемь, не больше.
– Как дела, старый?
Я иду себе.
– Эй, хромой, слушай сюда, с тобой говорю. Сигареты есть? – Вихляясь, сделал вокруг меня круг. – Ну ты, пердун старый, слышишь меня, бабки есть?
– Пошел вон, дерьмо малолетнее.
Стал кружить вокруг меня, посасывая сигарету, кончик светился ярко-оранжевым.
– Ты ведь пенсию получаешь, а? Не будь таким жадным уродом, ну пожалуйста.
– Два раза повторять не буду.
Вздернул велосипед на тротуар, подъехал почти вплотную, став почти одного роста со мной:
– У нас ведь государство всеобщего благоденствия, правильно? Вот и гони бабки давай. – Улыбнулся друзьям, продолжавшим медленно накручивать восьмерки между столбиками ограждения. – А может быть, ты педофил? А?
Элис стояла, наклонившись над интеркомом, говорила или слушала – это было неважно, главное, чтобы в мою сторону не смотрела…
Велосипед снова проехал мимо меня.
– Педофил. Педофи-и-ил!
Я схватил маленького мерзавца за горло, сдернул с велика. Потом наклонился, прихватил за челочку и ткнул мордой в тротуар. Не очень сильно, чтобы не нанести серьезных увечий, а легонько так, чтобы в ушах зазвенело.
