– Пожалуйста?
Вдалеке малышка карабкалась на кучу кирпичей. Молодая женщина в мохнатом джемпере, оступаясь, взбиралась вслед за ней.
– Не ходи так далеко, Кэтрин, ради твоей мамочки веди себя хорошо!
Я прислонился к крепостной стене, закрыл глаза:
– Она хочет, чтобы Мэнсон был мертв, и если я не доставлю его, она убьет Хитрюгу. А что потом? Что, если она захочет причинить вред тебе?
– Совсем не важно, является ли он бухгалтером мафии или нет, мы не можем…
– Да понимаю я, слышишь? Понимаю. – В груди возникла какая-то тяжесть, ломавшая меня и прижимавшая к земле. – Если я это сделаю, она навсегда свяжет меня с убийством. И совсем не важно, сколько денег я ей выплачу, из ее кармана я уже никогда не выберусь. Я стану ее собственностью.
– И что тогда мы…
– Ешь бекон.
* * *
– Я всего на минуту… – Элис расстегнула ремень безопасности и выбралась в ветреное утро, оставив меня сидеть на пассажирском кресле. Аварийные сигналы «сузуки» мигали, два колеса на тротуаре, остальные на двойной желтой у маленького магазинчика на Джонз-лейн. «ДЖАСТИНЗ ДВАДЦАТЬ-ЧЕТЫРЕ-СЕМЬ *** ЛИЦЕНЗИРОВАННАЯ БАКАЛЕЙНАЯ ТОРГОВЛЯ *** КУПИТЕ ВСЕ ЧТО ВАМ НУЖНО».
Краденый «ягуар» был спрятан на старой многоярусной парковке на Флойд-стрит, рядом с торговым центром «Толлгейт». В котором не было камер слежения. Где он и будет находиться до того времени, когда нужно будет забирать Пола Мэнсона.
Включил радио, динамики заполнила Кейт Буш, возжелавшая заключить сделку с Господом.
Было бы это так легко.
На тротуаре рядом с магазинчиком стенд с газетной рекламой. «ПРОДОЛЖАЮТСЯ ПОИСКИ ПРОПАВШЕГО ПЯТИЛЕТНЕГО МАЛЬЧИКА». На другом – «В ЭТУ ПЯТНИЦУ ДЖЕКПОТ-ЕВРОМИЛЛИОН: 89 000 000 ФУНТОВ». И на третьем – «ПОТРОШИТЕЛЬ ПОХИТИЛ АКУШЕРКУ – ЭКСКЛЮЗИВНЫЙ МАТЕРИАЛ!» Рекламные листовки на окнах – уроки французского, пропавшие коты и велосипед б/у на продажу.
Нормально так.
Никого к стулу не привязывают, не пытают, ни у кого глаза из орбит не вылезают.
Никого не суют в багажник краденого «ягуара», не отвозят за город в лесок и не убивают.
С заднего сиденья мне улыбнулся Боб-Строитель.
Есть у меня какой-нибудь выбор?
– А это была малышка Кэти Буууууш, раздирающая эти самые облака для своего любимого старого папочки. Ну, и еще немного после половины девятого, и вы знаете, что это значит… – Клаксоны, хрюканье, на заднем плане хор поет «Аллилуйя». – И еще один пооооо-тряяяяяясающий звонок в нашу студию!
Придурок.
Вырубил Великолепного Стива, набрал на телефоне номер Сабира. Стал ждать. Мобильник звонил. Звонил. И звонил.
Когда Сабир наконец ответил, голос у него был, как будто только что марафон пробежал: задыхался, хрипел и сопел.
– Какого черта, мать твою, тебе нужно?
– Как дела с информацией из центральной базы данных?
– Еще девяти нет! Я в кровати еще!
– В кровати? А чего дышишь так тяжело? – Ох… – Ладно, ничего. Так что там с информацией из базы данных полиции?
– Ты что, шутки шутишь? Я еще не…
– Было бы так важно для тебя, ты бы на телефон не отвечал. Что нашел?
– Раньше ты не был таким уродом, мне как-то так кажется. – Шуршание. Потом стон. Потом как будто трубку рукой прикрыли, голос приглушенный.
– Прости, пожалуйста. Вот это возьми. – Снова шуршание. Стук. – Твоя мамочка тебе привет передает, между прочим.
– Она все еще мертва, Сабир.
– То-то я и думаю, чего это она совсем не двигается. – Снова какие-то стуки. – Твоя центральная база данных – полный отстой, того, кто ей занимается, следует отвести в укромное место и отшлепать хорошенько. Пришлось все прошерстить и переиндексировать. Знаешь, какая после такой работы боль в заднице?
– Пробил по ней телефонные номера?
– Конечно пробил. Пришлось базу взломать, но я это сделал.
Молчание.
– И?
– Больше шансов потрахаться втроем в пингвинятнике. Вообще ничего. Когда я инфу отсортировал, то адреса и имена сопоставил. Неудивительно, что восемь лет назад вы этого задрота не вычислили. Этот олух, который базу формировал, не смог бы сделать работу хуже, даже если бы очень постарался. Дерьмо вложил, дерьмо достал.
Дверь магазина открылась, вышла Элис с пакетом в руке, в другой руке шоколадный батончик.
– Думаешь, нарочно?
Сабир помолчал, почмокал.
– Не знаю. Но дерьмо полное.
– Постарайся выяснить, кто это сделал.
Элис забралась за руль, притащив за собой поток холодного воздуха:
– Прости. Заняло чуть больше времени, чем я предполагала. – Положила пакет на пол машины. В нем что-то звякнуло.
Я посмотрел назад. Сквозь тонкий пластик пакета просвечивала этикетка «Грауса».
– Как ты умудрилась купить бухло в половине девятого утра? Вообще-то, это даже незаконно.
Элис завела мотор:
– Могу быть очень убедительной, когда мне нужно.
На другом конце линии Сабир кашлянул.
– А сейчас, если ты не возражаешь, я еще твою мамулю не дотрахал.
* * *
Вывеска штаб-квартиры полиции больше не гласила «ПОЛИЦИЯ ОЛДКАСЛА», теперь там было написано «ПОЛИЦИЯ ШОТЛАНДИИ *** УПРАВЛЕНИЕ ОЛДКАСЛА». И герб заменили на какой-то безвкусный корпоративный Андреевский крест.
Жаль, что само здание не сменили. Громадный викторианский, красного кирпича прыщ портил песчаниковую кожу улицы – узкие окна, темные и в решетках, как будто в ожидании осады. Да ее и ждать не надо было, она уже была под окнами.
Стая репортеров и телевизионных групп моталась рядом с входной дверью, они курили и шутили, ждали, на кого можно было наброситься и разорвать в клочья. И попировать на костях.
Один посмотрел на нас, когда мы поднимались по ступеням, на шее здоровенный «Никон», в пальцах зажата маленькая сигара.
– Эй! Вы двое, к Потрошителю имеете отношение?
Я в ответ театрально пожал плечами:
– К нам в сарай кто-то влез, газонокосилку сперли.
– Жаль… – Сделал на всякий случай пару снимков, пошел ждать дальше.
Я придержал дверь, Элис проскользнула мимо меня в приемную, пакет побрякивал у ее бедра.
Черно-белая кафельная плитка делала комнату похожей на вокзальный туалет, а не на место, в котором сообщают о преступлении. По крайней мере, легко было убирать с пола кровь и блевотину…
