Из мобильника донесся голос Джейкобсона:
– А теперь вот что. Это ты утверждал, что работать по старинке, от свидетеля к свидетелю, лучший способ установить контакты? И что ты выяснил?
– Подождите минуту. – Выключил у телефона звук. – Ты достал что я просил?
Ноэл оглянулся, понизил голос до едва слышного:
– Это же, сами понимаете, промышленное качество. В смысле, это не…
– Так ты достал или нет?
Еще раз оглянулся вокруг. Как будто до этого не проверял. Сунул руку в карман и вытащил уголок коричневого конверта:
– У вас наличка?
Я отмусолил шестьдесят фунтов от того, что осталось от сотни, которую мне сунул Джейкобсон, протянул ему. Осталась пятерка и немного мелочи.
Он еще раз оглянулся, сунул мне конверт. Совсем не тяжелый. Вскрыл его.
У него глаза на лоб полезли.
– Не делайте этого здесь!
– Да, как же. Высокий уровень доверия сегодня в мои планы не входит. – На дне конверта лежали два шприца, прозрачные, с оранжевыми крышечками на иглах. Рядом с ними сложенный пополам лист бумаги, на нем текст мелким шрифтом.
– Только обязательно инструкцию прочитайте, ладно? Опасная штука…
В этом-то все и дело.
– Сколько по времени?
Пожал плечами. Еще раз оглянулся:
– От массы тела зависит. Если парень большой и жирный, часа три-четыре. А если целую дозу ребенку вколоть, он никогда не проснется. – Покраснел. – Конечно, если есть такие намерения. Сами понимаете.
Я сунул конверт в карман. Задумался. Нахмурился:
– Кому еще ты медицинские препараты впаривал?
Ноэл несколько раз раскрыл и закрыл рот.
– Я… не знаю, о чем вы говорите, продавать медицинские препараты, зачем мне это нужно? Я вам услугу оказывал, потому что мы с вами старые знакомые.
– Анестетики, гипотензивные средства, дезинфицирующие, шовный материал, клей хирургический? – Все что нужно, чтобы вскрыть человека и вшить ему в живот пластиковую куклу.
Он замотал головой:
– Нет, вы о ком-то другом думаете, я не продаю больничные препараты, я вроде посредника, хороший парень, помогающий старому другу.
– Ноэл, Богом клянусь, я твою прыщавую задницу отсюда до Данди за яйца протащу.
Он попятился, сунул руки в карманы, ссутулился, даже ниже ростом стал.
– Я больше этим не занимаюсь, честно говорю. Может быть, было несколько лет назад, но вы тогда со мной поговорили, и я исправился. Я теперь прямой, как стрела. Совершенно, просто абсолютно честный.
Я пристально посмотрел на него.
Он шмыгнул носом. Еще сильнее сгорбился.
– Ладно, ну, может быть, помог я кое-кому, протянул руку помощи в борьбе с непереносимой болью. Пару раз морфин, несколько пачек амитриптилина, может быть, темазепам, но у них был рассеянный склероз и все такое. Честно.
Молчание.
– Просто попытался стать хорошим гражданином, понимаете? Ближнему помочь.
– А как насчет гипотензивных средств?
Он провел языком по зубам.
– Да на них особого спроса нет. Опиоиды и барбитураты, сейчас это самое любимое блюдо среди продвинутой молодежи Олдкасла… А я бы никогда и не стал, сами понимаете, примерный гражданин, помощь ближнему…
Я подошел к нему достаточно близко, чтобы почувствовать запашок сигаретного дыма и горьковатого лосьона для бритья.
– Хочешь, чтобы мы остались друзьями, да, Ноэл?
Он покачался из стороны в сторону, еще сильнее сгорбился, посмотрел на меня, как нервная оранжевая ворона:
– Мы друзья, конечно… Почему бы нам не быть друзьями?
– Если хочешь, чтобы все было по-старому, тогда вот что тебе нужно будет сделать… Поговоришь со всеми своими приятелями, примерными, как и ты, гражданами, и выяснишь, кто воровал из закромов хирургические расходные материалы. А потом мне расскажешь. – Улыбнулся ему, постаравшись, чтобы улыбка вышла доброй и холодной. – И сделаешь это завтра, к этому же времени.
Он стал еще меньше.
– А если я не смогу? В смысле, ну, вы понимаете, я приложу максимум усилий, вне всякого сомнения, но что, если я буду спрашивать, а мне никто ничего не скажет?
Моя рука опустилась ему на плечо, он вздрогнул. Моргнул.
А я ему плечо сжал, нежно так:
– Давай не будем это пробовать, ладно?
* * *
Женщина из отдела по работе с персоналом улыбнулась нам, правда, улыбка не ушла дальше ее щек. Склонилась над Элис, усаживая нас в пару кресел, обитых кожзаменителем. Кожа у нее была белая, как молоко, длинные черные волосы по бокам, а спереди челка, как будто выстриженная одним касанием ножниц.
– Даррен присоединится к нам в ближайшее время, он разговаривает по телефону. – Сложила руки перед собой. – Так в чем, собственно дело?
Настенные часы у нее за спиной показывали двадцать минут пятого. Все будет в порядке, если не будем рассиживаться.
Я устроился поудобнее, вытянул вперед правую ногу:
– Боюсь, что это касается только нас и мистера Уилкинсона.
На табличке, приверченной посредине раскрытой настежь двери, написано: «МЯГКАЯ КОМНАТА ДЛЯ ПЕРЕГОВОРОВ № 3». Лимонно-желтые стены, пара картинок в рамках, белая маркерная доска, флипчарт на подставке рядом с дверью. Низкие стулья, шесть штук, тоже обитые кожзаменителем, и кофейный столик в круглых прыщах от горячих чашек. Воняло потом и безысходностью.
– Ах… – Улыбка стала слегка натянутой, вокруг глаз появились морщинки. – Боюсь, об этом не может быть и речи. В соответствии с процедурой, установленной в нашей больнице, беседы штатных сотрудников с представителями средств массовой информации, членами семей пострадавших или с полицией должны проходить в сопровождении представителей службы управления персоналом, если эти встречи проходят на нашей территории. – Махнула рукой в сторону двери. – Конечно, если вы решите задержать его и вывести с территории больницы – это ваша прерогатива. Вы собираетесь его задерживать?
– Я еще не решил.
Глаза над натянутой улыбкой похолодели.
– Могу заверить вас, детектив-констебль Хендерсон, что Даррен является весьма ценным членом моей команды. Когда с ним произошел несчастный случай, на следующий день он пришел на работу в девять утра. Это говорит о его преданности делу. – Сложила руки на груди. – И что он сделал, по вашему предположению?
Я посмотрел на нее пристально.
Она покачала головой:
– Он три раза был лучшим работником месяца. И это среди всех сотрудников больницы, не только моего управления. Он добросовестен, трудолюбив, и он на самом деле очень много вложил в наш производственный процесс и внутренний трудовой распорядок.
