– Око за око. Найди мою дочь.
Сел за руль внедорожника. Взревел мотор. Потом BMW сдал назад, развернулся и выехал в распахнутые ворота.
Дождь сочился сквозь куртку, лепил брюки к ногам, каплями стекал с лица.
Свет задних фонарей растворился в ночи.
Ублюдок.
Больше ничего не осталось, кроме огней уже закрытого «кэш энд кэрри».
Не стой без дела. Приберись и сматывайся, пока кто-нибудь не набрал 999 – сообщить, что слышал выстрелы.
Натянул пару перчаток из набора. Взял пистолет. Проковылял к тому месту, где стоял Раскольник, поднял обойму. Осталось четыре патрона.
Вставил обойму в рукоятку, бросил пистолет в пакет для улик. Так, на всякий случай. Ни за что на свете я бы не оставил свои отпечатки на оружии, из которого убили человека.
Открыл багажник «ягуара», вытащил пару мешков для мусора, натянул на голову и плечи Пола Мэнсона, чтобы прикрыть ту кашу, в которую превратился его затылок. Подтащил к машине, сунул в багажник. Встал, уставившись на труп, все еще перетянутый упаковочной лентой.
Убили просто потому, что хвастался своей семьей на благотворительном ужине.
– Знаю, что это не поможет, но все равно прости меня.
Хлопнул крышкой багажника.
* * *
Таблетки сухого горючего воняли парафином. Я разламывал их и бросал на самые сухие куски дерева, которые только смог найти, – палочки и веточки, под ними газета, а сверху ветки побольше. Устроился в канаве за старой каменной стеной, в самой глубине Монкюир Вуд. Наверное, в далеком прошлом здесь была ферма, задушенная впоследствии ветвями буков и сосен. А сейчас – несколько рядов камней, протянувшихся сквозь заросли мертвой крапивы и скорбной ежевики. Место укромное и заброшенное.
Только дождь и темень составляли мне компанию.
Кажется, после смерти Пол Мэнсон здорово потяжелел. Кто бы мог подумать, что четыре маленькие пули так много весят? Я подтащил его и бросил на костер.
Верхняя часть туловища все еще была завернута в мешки для мусора. То, что осталось от головы, прижималось изнутри к черной пластиковой пленке, образуя на ней выпуклость.
По крайней мере, лица не было видно.
Я встал. Потер поясницу.
Взял пятилитровую канистру с метиловым спиртом:
– Я уже попросил у тебя прощения… – Вылил половину на него, подождал, пока жидкость впитается в тело и в землю под ним. Швырнул пару зажженных спичек. Отступил назад и стал смотреть, как разгорается огонь.
Ветки хлопали и трещали, завитки дыма присоединились к синему мерцанию горящего спирта. Потом загорелось сухое горючее, и к синим языкам пламени добавились золотые.
Дерева, конечно, недостаточно, чтобы кремировать тело, но дело не в этом. Нужно, чтобы пламя горело долго и температура была достаточно высокой, чтобы уничтожить улики и ДНК, которые оставили мы с Элис.
Спустя полчаса я забросал все землей и похромал к стоянке машин рядом с дорогой.
На одной стороне дороги стоял «ягуар», на другой – «сузуки» Элис.
Вылил оставшиеся два с половиной литра из канистры на внутреннюю обивку «ягуара», от метилового спирта защипало глаза и во рту запершило. Бросил на заднее сиденье лопату вместе с брезентом, опустил окна и закрыл двери.
На дне коробки осталась последняя таблетка сухого горючего. Бросил на нее зажженную спичку, стал ждать, когда разгорится…
За спиной голос:
– Эш?
Повернулся.
Элис стояла рядом с машиной на подгибающихся ногах, держась рукой за крышу «сузуки».
– Ты очнулась.
Она моргнула, посмотрела на «ягуар»:
– Что…
– Все о’кей, садись в машину. Я приду через минуту. – Из коробки, которую я держал в руке, потянулся дымок. Швырнул ее в водительское окно, спирт вспыхнул с громким хлопком. Сгустки огня вырвались из открытых окон, ввинчиваясь в дождливую ночь.
Огонь на какое-то мгновение высветил стоянку, потом стал затухать, и все снова погрузилось в темноту.
Стянул с рук перчатки и бросил их в огонь вместе с коробкой от сухого горючего. Вспомнил: «Я счет потерял тем случаям, когда мы приезжали на вызов и находили тупого ублюдка, угнавшего машину, лежащим на противоположной стороне дороги с ожогами второй степени и рожей, изрезанной осколками стекла. Окна-то они не опускают, и эта хрень взрывается, как большая бомба».
Вздор, конечно, но на всякий случай я вынул сим-карту, которой пользовался, чтобы позвонить Мэнсону, из моего телефона и тоже бросил внутрь горевшего «ягуара». Вставил другую.
Не осталось ничего, что могло бы вывести на нас.
В свете объятой пламенем машины лицо Элис покрывалось рябью и расплывалось. На макушке у нее вздулась громадная шишка, верх шишки был рассечен и сочился кровью.
– Где Пол Мэнсон?
О’кей.
Потребовалось немного времени, но я все-таки смог выдавить улыбку:
– Договорился, что его включат в программу защиты свидетелей. Будет свидетелем обвинения на суде.
Ее рот искривился.
– Не ври мне!
– Я не вру. Он…
– Эш, я видела, как ты нес его в лес. Ведь он мог дать показания!
Блестяще. Именно этого мне не хватало, чтобы завершить этот чудный денек.
– Это все из-за миссис Керриган, она…
– Ты сказал, что никто не умрет, я тебе поверила.
– Я сделал все что мог, понятно? – Махнул рукой в сторону горевшей машины. – Он лежал там на земле, а она в него выстрелила. Четыре раза. И ухмылялась при этом. – Приговорила к смерти, потому что он надоедал ей за ужином. – Я ничего не смог сделать. – Сгорбился. – Прости. Это моя вина, только моя.
Элис прислонилась к дереву, закрыла руками глаза:
– О господи…
Я откашлялся. Отвернулся, чтобы она не видела моего лица.
– Правило номер четыре: он был бухгалтером мафии. Как только он начал красть у Энди Инглиса, он стал покойником. Никто больше в этом не виноват, только он сам. Он и люди, на которых он работал.
Все ты врешь. Это ты во всем виноват. Как и во всем остальном. Как это было всегда.
40
– Тебе лучше?
Элис, прищурившись, посмотрела на меня. Чайное полотенце потемнело, капли воды стекали по ее руке и капали с ладони на липкую поверхность стола.
– Нет.
Единственная парочка, сидевшая в самом дальнем конце заведения под названием «У Буффало Боба», едва слышно переругивалась. Они размахивали руками, скалились и шипели друг на друга, склонившись над жареной курицей, тушеной фасолью и чипсами.
