– Хоть бы обнову себе справил, с таких-то деньжищ! А то ходит в рванье! – высказалась левая «присяжная заседательница».
– Чем не жених, а, Семеновна! Давай! Лови за хвост удачу! Авось и ты икоркой полакомишься!
– А это кто с ними? Никак, Анфиска?
– Блаженная?
– Она!
Бабульки аж привстали от любопытства. Под их жадными взглядами Люба припарковала машину. Они вышли и хором поздоровались:
– Добрый день!
Деревенские активистки тоже дружно закивали. Иваныч был дома. Услышав голоса, он вышел на крыльцо.
– Здравствуйте, Юрий Алексеевич! – крикнула Люба. – Это опять мы! Нам очень понравилось земляничное варенье!
– Анфиса? – удивился он. – Какими судьбами? – И посторонился. – Проходите.
– А мы к вам невесту привели, да с приданным, – пошутила Люба, входя в избу. – Вы уж за ним присмотрите.
Люська бухнула на стол сумку с золотом.
– Что это? – округлились глаза у Иваныча, который услышал металлический звук. – Гайки что ли с болтами?
– Это подарки Анфисиного отца, – улыбнулась Люба.
Сама «невеста» стояла смирно, сложив на груди руки, словно примерная ученица, сидящая за партой.
– К Аграфене мы ее со всем этим добром, – Люба кивнула на стол, – отвезти не можем. И так будет грандиозный скандал, если Старкова узнает, что Анфиса выполнила волю покойного отца. Пусть Аграфена Дамировна перебесится.
Иваныч подошел к столу и заглянул в сумку.
– Надо же, – он покачал головой. – Вот они, Большаковы! Ну а в гроб-то что положили?
– Кольцо, – мрачно сказала Люська. И добавила: – С красным бриллиантом.
Видимо, Иваныч не разбирался в драгоценностях, потому что не присвистнул и никак не выразил своих эмоций.
– Я вижу, у вас изба просторная, – Люба кивнула на ситцевую занавеску, отделяющую кухню от большой комнаты. – Местечко для Анфисы Платоновны найдется? Возьмете ее на постой?
– В горенке сейчас хорошо. Прохладно. Пускай живет, сколько хочет.
– Анфиса вам за это поможет по хозяйству. А вы, если заметите какую-нибудь опасность, тут же сигнализируйте. Участкового мы поставим в известность.
– Опасность?
– Сами понимаете, все это не малых денег стоит, – Люба кивнула на сумку.
– Может, с собой заберете? – поежился Иваныч.
– Куда?
– А пес его знает. Мне-то что с этим делать? В подпол разве спустить? К банкам с огурцами?
– А что? Мысль! – оживилась Люська. – И закатайте эти цацки в бочку с квашеной капустой!
– У меня нет капусты.
– Ну, в картошку суньте.
– И картошки пока нет. Не копал еще.
– Как с вами, с бедными, тяжело. Вы ж понятия не имеете, что делать с целой сумкой ювелирных изделий! По идее, их надо бы реализовать, – Люська прищурилась. – А деньги положить на счет. И припеваючи жить на сумасшедшие проценты.
– Это ведь папины подарки! – очнулась Анфиса. – Я не продам!
– Успокойся, девочка, – мягко сказал старик. – И так проживем. Много ли нам надо? Я пенсию получаю.
Анфиса приободрилась.
– Я вижу, ее можно оставить на вас со спокойной совестью, – сказала Люба, соединив их взглядом. – Драгоценности только не светите в деревне. От греха подальше. А потом мы что-нибудь придумаем. Ну что, мы к Аграфене Дамировне?
– Будете вскрывать могилу? – вновь поежился Иваныч. – Как-то не по-людски это.
– Ее до нас вскрыли. Будем устанавливать факт совершенного преступления, чтобы возбудить уголовное дело. Пора подключать полицию.
– Папа не возражает, – кивнула Анфиса.
– Тем более, – подруги переглянулись и одновременно вздохнули. – Юрий Алексеевич, мы на телефоне. И позаботьтесь о том, чтобы Анфиса отвечала на звонки.
Тот кивнул.
– А удачная была мысль, – высказалась Люська, когда они опять уселись в машину. – Поселить Анфису к Иванычу. И ему не скучно, и она без помех может общаться с потусторонним миром. Иваныч ей по ауре подходит.
– Что-то скажут на деревне?
Трио «деревенских судей», вытянув шеи, смотрело им вслед.
…Госпожа Старкова впустила их в дом охотно.
– На телевидении заинтересовались биографией моего дедушки? Так я и знала! Сюжет потрясающий! Об этом давно надо было написать книгу и снять фильм!
– Историк, которого вы наняли, не нашел в этой биографии ничего героического, – не удержалась Люська. – Он вам даже деньги вернул. Весь аванс, до копеечки.
– Вы были у Иванычева! – вспыхнула Старкова. – Злобный, завистливый старик! Который давно уже пребывает в маразме! Представляю, что он вам наговорил! Но есть неопровержимые факты! Почетные грамоты, ордена и медали, в конце концов! Я не дам очернить память моего деда!
– Вопрос не в этом. Можно в дом-то пройти?
– Да-да, проходите, – Аграфена Дамировна посторонилась. В запальчивости она так и стояла в дверях.
На этот раз чаю-кофе подругам не предложили. А было бы кстати, за день они успели проголодаться. Выпитая в избе у Анфисы Платоновны родниковая вода одиноко плескалась в желудке. Люба сглотнула голодную слюну: из кухни аппетитно пахло пирогом с капустой.
«Зато похудею», – утешила она себя.
– Вы бы присели, – намекнула Люська, которая тоже почувствовала запах пирога и поняла, что им его не предложат. Отчего в ее голосе появилось злорадство. Понятное дело, от голода. – Боюсь, такая новость сшибет вас с ног.
– А что случилось? – госпожа Старкова посмотрела на них с подозрением. Но все-таки села.
– Ваша тетя положила в гроб Платона Большакова кольцо с красным бриллиантом! – выпалила Люська. Люба не успела ее остановить. – По самым скромным оценкам моего эксперта оно стоит от двух до десяти миллионов долларов! Поэтому могилу и вскрыли! Колечко, судя по всему, тю-тю!
– Она что сделала? – Аграфена Дамировна не сразу переварила полученную информацию. Это не укладывалось у нее в голове.
– Выполняя волю отца, Анфиса похоронила вместе с ним редчайший красный бриллиант, – спокойно сказала Люба, наблюдая, как меняется лицо Старковой.
Сначала она смертельно побледнела, потом пошла красными пятнами, а под конец стала пунцовой. Вся гамма чувств отразилась у нее на лице. Удивление, недоумение, сожаление, отчаяние, и под занавес неприкрытая жадность.
– Идиотка! Чертова юродивая! Нищебродка! Гадюкино отродье! – завизжала Аграфена Дамировна, вскочив с дивана. – Мне давно надо было ее придушить! Гадина! Какая же гадина! Воровка!
– Это ее законное наследство, – напомнила Люба. – Подарок отца.
