– Была рада помочь.
Она в последний раз смотрит на свою чистую блузку:
– Мне лучше вернуться.
– Да, конечно.
Она уходит, и я прислоняюсь к кафельной стене. Ее «беда» немного отвлекла меня, но это было временное облегчение. Я должна выйти и лицом к лицу встретиться с тем, кто ждет меня за дверью.
Нужно выбраться отсюда. Я не смогу смотреть в глаза Ксандеру, когда скажу ему правду. Иду обратно в зал и чуть не врезаюсь в женщину с гарнитурой и клипбордом.
Начинаю ее обходить, но потом останавливаюсь:
– Вы организатор мероприятия?
Она улыбается вышколенной улыбкой, предназначенной для гостей, но в глазах у нее отражаются явные признаки стресса. Наверное, она думает, у меня есть жалоба.
– Да, могу я вам чем-то помочь?
– Ксандер Спенс сказал, что здесь присутствуют мои бабушка и дедушка, но я не могу их найти. Не подскажете, за каким столиком они сидят? Майерсы. – Я указываю на ее клипборд, как будто она не знает, где указана рассадка гостей.
– Конечно. – Она пролистывает страницы и, пробежав пальцам по листку, говорит: – А, вот они. Тридцатый столик. Я вас провожу.
– Спасибо.
Я словно иду под водой – ноги медленно передвигаются, а голова гудит от давления. Как только мы оказываемся в зале, я прислоняюсь спиной к ближайшей стене, и девушка повторяет:– Они вон там. На ней бирюзовая кофта. Видите?
Проследив взглядом за ее пальцем, замечаю женщину в бирюзовом.
– Да, это она. Спасибо.
– Не за что. – Организатор быстро уходит, вероятно откликаясь на вопль голоса у нее в наушнике.
Они сидят спиной ко мне. У женщины в бирюзовом темные до плеч волосы, а у мужчины рядом – благородная седина. Я медленно обхожу зал, желая увидеть их лица. И вот наконец это происходит. Я ожидаю, что тут же узнаю их, что-то почувствую, но тщетно. И с моих плеч как будто падает небольшая часть груза, что давил на них все это время.
Но тут женщина поднимает голову, и наши взгляды встречаются. И тут я с ужасом понимаю – она меня узнала. Ее губы произносят имя «Сьюзен». Я отчетливо вижу это с другого конца зала, оттуда, где стою. Мое лицо вспыхивает лихорадочным румянцем. Миссис Далтон ничего не напутала. Эта чета Майерсов – мои бабушка и дедушка.
Женщина хватает мужчину за предплечье, и он в замешательстве смотрит на нее. Я решаю не ждать, что будет дальше. Разворачиваюсь, намереваясь покинуть это место, но врезаюсь прямиком в Ксандера.
– Вот ты где. Только что подали закуски – икра и крекеры с каким-то греческим салатом. Тебе нравится икра?
– Не знаю. Никогда не пробовала. – До меня доходит смысл сказанного им прежде про маму-экстремалку и жизнь над магазином кукол. Он думает: мама сделала это намеренно. Чтобы показать мне, как живут другие. И я теперь понимаю, что в каком-то смысле именно это она и сделала. Мама росла в богатой семье. Вот откуда она столько знает о жизни богачей. Мама…
Она лгала мне. Вся моя жизнь – ложь. Нет, ее жизнь – ложь. А моя – правда. Мы на мели. Живем от вдоха до вдоха. Чуть больше кислорода, и наш магазин превратится в руины.
– Что случилось? Я сделал что-то не так? – спрашивает Ксандер.
От меня, должно быть, пышет яростью, потому что я дико зла.
– Я нравилась тебе только потому, что ты думал… – Я даже не могу закончить предложение, настолько я зла. Не только на него, на всех! На маму, на ситуацию, на бабушку с дедушкой, которых даже не знаю. – Мне нужно идти.
Поворачиваюсь и натыкаюсь на еще одно знакомое лицо. То, которое не хочу видеть. Роберт! Смотрю на его лицо и жалею, что в прошлый раз не вылила на него содовую.
Ксандер хватает меня за локоть:
– Подожди. Поговори со мной.
– Я так и не разобрал твоего имени, – заявляет Роберт.
– А я его и не называла, – рычу я.
– Где сегодня твой парень? Мейсон, кажется? Он очень хорошо поет.
Рука Ксандера на моем локте сжимается.
– Роберт, сейчас неподходящее время.
– Просто я видел ее на концерте на прошлой неделе. Не знал, что она встречается с Мейсоном.
– Мы не встречаемся, – возражаю я.
– О чем ты говоришь? – Ксандер убирает руку с моего локтя.
– Они были так поглощены друг другом.
– Нет, это неправда. – Краем глаза замечаю, что бабушка направляется к нам. – Мне нужно идти.
– Кайман. – Ксандер выглядит подавленно, но я тоже расстроена. Слишком расстроена, чтобы рассуждать здраво. Слишком расстроена, чтобы защищаться от его друга-придурка. Мне просто нужно уйти.
И я ухожу.
Глава тридцать седьмая
Когда я захожу в магазин, меня раздирают противоречивые чувства. Первое – всеобъемлющая злость на маму за то, что она всю жизнь во всем лгала мне. Второе – нестерпимая душевная боль, от которой хочется ринуться к маме, что есть силы обнять ее и сказать, что она была права насчет богатых парней и мне нужно, чтобы она забрала мою боль.
Она сидит за кассой, точно статуя. Кажется, она ждет меня. Верхний свет выключен, освещены только несколько полок. Лицо ее выглядит почти так же безжизненно, как и у окружающих кукол.
– Извини, – говорит она. – Я была несправедлива.
– Они были там сегодня, – хрипло произношу я. Горло до сих пор болит.
– Кто?
– Твои родители.
Ее лицо искажается, и она опускает голову на стойку. Я слишком поглощена жалостью к себе, чтобы пожалеть ее. Прохожу мимо, поднимаюсь по лестнице и, зайдя к себе в комнату, плотно закрываю дверь.
В своей жизни я повидала много сломанных кукол. У некоторых просто не хватало пальца, но у других отсутствовали конечности, а головы были проломлены. И все равно ничто из этого не сравнится с тем, какой разбитой я ощущаю себя сейчас. Это полностью моя вина. Я всегда знала, что он совершенно иной породы. Почему я позволила себе думать, что смогу вписаться в его окружение?
Переодевшись в какой-то спортивный костюм, сворачиваюсь калачиком на кровати и наконец даю волю накопившимся слезам.
Раздается тихий стук в дверь. Я его игнорирую, но мама все равно заходит. Очевидно, у нее нет ни капли уважения к моим чувствам. Снова сдерживаю слезы и пытаюсь выровнять дыхание. Она садится на кровать рядом со мной:
– Я не могу толком объяснить тебе, почему ничего не рассказывала о своих родителях. Наверное, отчасти я боялась, что тебе захочется жить так же, как они. Я понимала, что не смогла дать тебе достаточно и ты будешь искать у них то, чего, по твоему мнению, тебе не хватало.
Если бы она оставила меня в покое, я бы приняла все случившееся, но сейчас бушующая во мне ярость ищет выхода.
