У меня вырывается смешок, и Ксандер улыбается. Он шагает ко мне, и я понимаю, что он готов оставить все случившееся позади. Но я не готова. У меня еще есть вопросы.
– Но твоя кузина. Она говорила о комплексе Золушки, а ты и слова не сказал.
– Моя кузина – испорченный ребенок, и я знаю, что лучше с ней не спорить. Но ты права. Тем вечером я многое сделал неверно. Я должен был заступиться за спутницу брата. И за тебя. Я должен был ударить Роберта так сильно, чтобы он больше никогда в жизни не захотел произнести мое имя, не говоря уже о том, чтобы в дальнейшем использовать его. Я не должен был отпускать тебя. Должен был отвезти тебя домой. Должен был наплевать на вечер.
– Нельзя плевать на благотворительные вечера.
Он замолкает и останавливается, чем приводит меня в замешательство – я была уверена, что он ведет к какому-то вескому заключению, которое мне бы действительно хотелось услышать. После которого я бы могла сказать: «Все хорошо, любовь всегда побеждает всё». Но вместо этого он одаряет меня своей фирменной улыбкой, чуть прикусывая нижнюю губу, и я едва не бросаюсь в его объятия. Впервые с тех пор, как я ушла от него тем вечером, мое сердце кажется целым.
– Почему ты улыбаешься так, будто что-то выиграл?
– Потому что ты только что пошутила. «Нельзя плевать на благотворительные вечера», – сказала ты. Ты саркастична, когда у тебя хорошее настроение. А если у тебя хорошее настроение, значит, ты не так сильно злишься на меня.
– Вы с моей мамой думаете, что разбираетесь в моем сарказме, да?
– Да.
– Я всегда саркастична, Ксандер, хорошее у меня настроение или нет, так что не надо пытаться анализировать и проводить какие-то аналогии.
Он беззаботно смеется:
– Знаешь, как сильно я по тебе скучал?
Закрываю глаза и глубоко вздыхаю. Вот та фраза, после которой мне хочется его простить.
– Как ты узнал, что я здесь? Как узнал про маму? – Задерживаю дыхание. Ответ на этот вопрос кажется мне очень важным. Он решил навестить меня после того, как узнал про маму, или до того? Мне нужен ответ «до того».
– Ну, когда я вчера позвонил в магазин кукол и Скай не дала мне поговорить с тобой…
– Я думала, это Скай тебе звонила, – прерываю его.
– Нет, я позвонил тебе, и Скай ответила, она хотела узнать о твоих бабушке и дедушке. Я умолял ее позволить мне поговорить с тобой, но она не дала. Поэтому я поехал в магазин, тот оказался закрыт, и я занервничал – никогда прежде не видел, чтобы ваш магазин был закрыт днем. Тогда я пошел в антикварный магазин по соседству, чтобы найти Скай и выяснить, что происходит. Ее не было, но владелица, которая, кстати, показалась мне слегка сумасшедшей…
– Мы называем ее чудаковатой, но суть одна.
– Она рассказала мне про твою маму. Правда, она не знала, в какой та больнице, так что я начал с общественной, а потом приехал сюда. – Он делает шаг вперед и снова обезоруживает меня своей улыбкой. – Мы уже можем обняться? – спрашивает он, но не ждет ответа, а просто притягивает меня к себе, и я, не сопротивляясь, обвиваю руками его за талию.
По лицу струятся слезы, и я расслабляюсь. Он мне нужен.
– Я люблю тебя, – шепчу я.
– Что ты сказала? Я не расслышал.
– Не дави на меня.
– Я тоже тебя люблю, – говорит он и прижимается щекой к моей щеке. – Очень сильно.
Глава сорок первая
Ксандер отстраняется первым, но я, крепко ухватившись за его футболку, удерживаю его.
– Как твоя мама? Она беременна?
– Нет.
– Это хорошо… верно?
– Нет, я была эгоисткой. Ребенок был бы хорошей новостью. Это ужасно. Они пытаются выяснить, что с ней.
Он заправляет прядь волос мне за ухо и большим пальцем стирает слезу с моей щеки. Опять пытается отойти, но я хватаюсь за его футболку второй рукой, и он со смехом сдается, снова обнимая меня:
– Мы это выясним. Папа знает лучших врачей в мире и…
Вот тогда-то я отпускаю его и делаю шаг назад:
– Нет. Ты здесь не для того, чтобы помогать мне с этим. Меньше всего мне нужно, чтобы твои родители решили, будто я начала с тобой встречаться, потому что моя мама больна и мне нужна твоя помощь. У Шона и Вивиан все под контролем, все будет хорошо, – говорю я, хотя сама не уверена, что верю в это.
– Тогда чем я могу помочь? Твоим бабушке с дедушкой есть где остановиться? Потому что я вроде как занимаюсь тем, что размещаю людей на ночь или две…
Я улыбаюсь.
– Вы голодны? Когда вы в последний раз ели? Может, мне принести всем еды?
Беру его за руку:
– Ксандер.
– Что?
– Пожалуйста, не уходи. Когда врач выйдет… ты будешь просто… здесь со мной?
– Конечно. – Он сжимает мою руку, и мы вместе идем внутрь.
При виде нас Шон выгибает бровь, вероятно думая: «Разве мы все не согласились, что этот парень слишком смазлив?»
– Врач еще не выходил? – спрашиваю я.
– Нет.
– Кстати, это Ксандер, – говорю я, приподнимая наши сплетенные руки. – Это Майерс… но, думаю, вы все уже познакомились на благотворительном вечере.
Шон смотрит то на Ксандера, то на меня; такое впечатление, будто он пытается сдержаться, чтобы чисто по-родственному не предостеречь меня от чего-то. Интересно, сложно ли ему держать свое мнение при себе? Может, за последние двадцать лет он узнал кое-что о подростках, ведь, очевидно, когда мама жила с ним, он ничего о них не знал.
– Ксандер, мы только с ней познакомились, так что позаботься о ней хорошенько, – наконец говорит Вивиан.
– Конечно, мэм.
– Кайман, – говорит дедушка, беря Вивиан за руку, – я собираюсь перекусить с этой дамой. Тебе что-нибудь нужно?
– Нет, спасибо. – Я нахожу стул в углу, и Ксандер садится рядом со мной.
Телевизор тихо вещает новости.
Шон с Вивиан уходят, и я смотрю им вслед. Как такое возможно: в один день есть только мы с мамой, а в другой – обо мне заботятся сразу трое?
И тут меня охватывает страх. Это бог готовит меня, убеждается, что я не останусь одна, когда с мамой случится что-то страшное? Смотрю на потолок и мысленно произношу: «Мне нужна мама. Пожалуйста, не забирай ее у меня».
– Кайман? – Ксандер берет меня за руку. – Ты в порядке?
– Я просто боюсь.
– Знаю, я тоже. – Он вытягивает перед собой ноги и, прислонившись головой к стене, прижимает мою руку к своим губам.
Кладу голову ему на плечо:
– Значит, работа детективом тебе не подходит. Хотя должна сказать, что ты наблюдательный.
