– Берегись! Приблизишься к ней – будешь безумен до самого Судного дня и никогда не покинешь этих зарослей.
– Кто эти существа? – спросил я.
Он ответил, что это духи, которых наколдовали голые люди. Кто до них дотронется, будет безумен до конца времен.
– Самое лучшее, – сказал он, – отвернуться от них, иначе ты полюбишь эти обворожительные создания и потеряешь рассудок.
К тому времени картина начала блекнуть; прекрасная девушка стала медленно удаляться, прощаясь со мной. От расставания мне сделалось грустно. Шар затем начал вращаться и наконец упал, оставив меня в кромешном мраке.
Вскоре дверь отворилась, вошел слуга со свечой и спросил меня, как мои зубы.
Я ответил, что с ними все хорошо, и спросил, который час.
– Девять часов, – сказал он.
Я был изумлен: какая длинная ночь! Я снова почувствовал голод. Вдруг в стене позади меня возникла дверь с занавеской и железной решеткой. Слуга выскочил за дверь и оставил ее открытой, и я увидел за ней яркий солнечный свет. Дверь закрылась, и, как я ни старался, я не смог ее найти.
Потом слуга снова вошел через эту таинственную дверь и начал, как и раньше, готовить мне еду.
Я предложил ему поесть со мной, но он отказался:
– Нет, я не могу.
– Ты должен поесть, – настаивал я. – Как можно жить без еды? Я не начну, пока ты ко мне не присоединишься.
Я огляделся в поисках своих пистолетов и, поскольку все они были около меня, взял один и взвел курок, намереваясь выстрелить в потолок. Но слуга вскричал:
– Нет! Не делай этого, а то мы погибнем на месте!
Я сказал:
– Я хочу выйти и позаботиться о своей лошади.
Слуга подошел, сел рядом со мной и горько заплакал. Мне стало его жаль. Он сказал мне:
– Эти четверо очень искусны в колдовстве. Если сюда приходит странник, они делают так, что он остается у них навсегда. Я, как ты, заблудился и оказался у них в руках.
– Но почему ты не убежишь? – спросил я.
– Ах! – отозвался он. – Если бы я мог! Я пробовал убежать, но кости стало жечь жутким огнем, и пришлось вернуться. Они продержат тебя взаперти десять дней. После этого ты станешь как я и многие другие, находящиеся здесь.
– Как долго ты будешь тут оставаться?
– До сегодняшнего дня.
– Если я убегу прямо сейчас, буду ли я чувствовать эту жгучую боль?
– Нет, – сказал он. – Ты тут не настолько долго.
– Знаешь ли ты какое-нибудь волшебство, – спросил я, – которое могло бы разрушить их заклятие?
– Знаю, – ответил он. – Секрет заключен в этих яйцах. Существа, которых ты видел среди сказочной местности, находятся в доме целый день, но невидимо; если бы ты выстрелил прямо сейчас, мы все погибли бы мгновенно, сгорели бы. Если ты такой хороший стрелок, что сможешь попасть в три яйца, чары будут разрушены и мы все станем свободны; но если попадешь только в одно или два, волшебство останется и ты будешь нести страшное наказание до Судного дня. Если у тебя получится, мы убьем четверых старых колдунов и все освободимся. Но многие пытались напрасно.
– Но почему, – спросил я, – никто из многих, что, по твоим словам, живут в этом доме, не может этого сделать?
– Видишь ли, – был ответ, – не у всех, как у тебя, есть конь и оружие.
Я поинтересовался, откуда в яйцах такое волшебство, и он попытался мне это объяснить, но я ничего не понял. Он говорил о сжигании жира какого-то животного и о других колдовских вещах. Не веря ему, я сказал:
– Объясни мне на примере, чтобы я уразумел твои слова получше.
– Откуда берется шелк? – спросил он.
– Из червя, – ответил я.
– Как? – спросил он. – Все черви на свете не могут сотворить его.
И он перестал говорить на эту тему, ибо я ровным счетом ничего не мог понять. Он сказал мне, что, если я хочу выстрелить в яйца, мне следует дождаться ночи; потом он принялся рассказывать истории о жутких ведьмах, которые здесь живут. Глаза у них выпирают из головы, а груди такие длинные, что они закидывают их за плечи.
– Этим злодейкам только и радости, что убивать людей и вырывать у них кишки.
Я спросил, как ведьмы попали в подчинение к этим старым колдунам, и он объяснил, что колдуны знают заклинание, заставляющее ведьм их слушаться, и им надо только позвонить в колокольчик, чтобы призвать к себе эти ужасные существа. Слуга сказал мне еще, что его господа знают такую еду, от которой у вкусившего ее вырастают крылья. Он говорил и о многом другом, что умеют эти четверо голых мужчин.
Наконец он встал со словами:
– Мне пора идти. Решай сам, попробуешь ли ты выстрелить в эти яйца.
И он вышел через потайную дверь.
Мне было страшно, и я чувствовал себя очень несчастным, потому что в комнате было совершенно темно.
Я пробыл там взаперти, кажется, три дня и две ночи. Потом вдруг услышал громкий звон колокольчика и многие голоса за дверью – детские, женские, стариковские. К ним примешивались барабанная дробь, звон музыкальных тарелок и крики множества животных. Затем раздалось красивейшее пение. Тут я почувствовал очень сильную боль во всех костях и решил стрелять в яйца при первой возможности; если промахнусь, думал я, то выстрелю в себя и смерть освободит меня из этой проклятой тюрьмы.
В тот день мне довелось услышать много странных звуков.
Ночью опять пришел человек со свечой. Мне много раз приходило на ум, что он, может быть, такой же негодяй, как его господа. Так или иначе, в одном я по-прежнему намеревался последовать его совету: выстрелить в яйца.
Я сел и стал думать: «Я не знаю, что со мной происходит, жив я или мертв, сплю или одурманен». Я пытался собраться с мыслями и понять свое состояние, но тщетно.
Слуга снова стал готовить мне такую же пищу, как раньше, и, хоть я считал, что мне надо воздержаться от еды, голод был так силен, что я наелся. Вскоре я уснул. Пробудился я в одиночестве, в комнате было совсем темно. Вдруг я вздрогнул от громкого звука, похожего на пушечный залп. Он повторился трижды, а потом все вокруг задрожало, как при землетрясении, и я почувствовал, что поднимаюсь и опускаюсь, как судно на волнах. Вошел слуга со свечой, и меня стало рвать. Он принес чашку с таким же питьем, как и раньше. Я отказывался пить, но он сказал:
– Если хочешь прямо сейчас провалиться сквозь землю, что ж, не пей.
Я проглотил напиток, и землетрясение кончилось. Казалось, дом становится все больше и больше, и у меня возникло приятное ощущение глубокого уюта, мне хотелось оставаться, где я есть, и забыть всю свою прежнюю жизнь. Я увидел, что ни ружья моего, ни пистолетов рядом нет. Я громко засмеялся непонятно из-за чего – из-за всего? из-за ничего?
