Ученый был в ярости; вокруг столпился народ, послали за полицией.
Пока продолжалась вся эта суматоха, мимо проходил настоящий суфийский наставник. Он остановился и немного послушал, а потом взял канадца за руку и сказал: «Я обучу тебя, потому что никто из них ничего не понимает».
Они отправились своей дорогой, и об этой истории судачили еще долгие месяцы, а то и годы. Затем как-то раз ученый стал рассказывать о выходке сумасшедшего канадца и о «фальшивом суфии», который увел его, на одном публичном сборище, где присутствовал другой настоящий суфий. Он встал и сказал:
– Канадец знал об ильм-и-ишарат (искусстве намека) больше любого из вас, так что оставьте ваши невежественные нападки на безумных канадцев и фальшивых суфиев. Этот канадец был эскимосом. Ученый заявил, что весь суфизм принадлежит ему по праву наследования. Ответ канадца, данный в наглядной форме, гласил: «Если суфизм твой и не может принадлежать всем, поскольку он зародился здесь, то я утверждаю, что снег, на котором я поставил свое иглу, и лед, из которого я его сложил, принадлежат мне, где бы их ни увидели, поскольку я впервые увидел их на холодном севере Канады».
Менталитет философа
Люди часто спрашивают о различиях в образе мыслей суфия и философа. Эта история подчеркивает одно из таких различий.
Жил-был на свете философ-буквоед, который то и дело повторял своему знакомому суфию (хотя тот вовсе не просил у него совета), чтобы он любой ценой держался подальше от женщин. «Они тебя погубят!» – твердил философ.
В один прекрасный день суфий заметил, что его ученый друг не пришел повидаться с ним, как обычно, и решил выяснить, что с ним сталось. Для этой цели он велел своему ученику сходить к мыслителю домой. «Он влюбился», – вернувшись, сообщил тот.
Суфий немедленно встал и в сопровождении учеников отправился к мудрецу.
Добравшись до места, они с изумлением увидели, что философа с удилами во рту и привязанными к ушам поводьями оседлала какая-то прекрасная молодая незнакомка и разъезжает на нем по улице. Философ был совершенно одурманен ею, а она заставляла его делать все, что ей вздумается.
Суфий воскликнул:
– Ты же сам советовал мне не связываться с женщинами, утверждая, что они могут погубить мужчину!
– Верно, – пропыхтел философ, не останавливаясь, ибо красавица без устали пришпоривала его, – и теперь ты видишь, насколько я был прав!
Как гласит известная пословица, «Надень повязку на глаз одноглазому, и он воскликнет: „Доброй ночи!“».
Священник, суфий и ученик
Некий священник пришел послушать суфия и увидел, что он очень свободно обсуждает все свои проблемы с молодым учеником.
– Тебе следовало бы держать этого юнца в страхе, – заявил он суфию. – Весь мой опыт показывает, что, если давать людям слишком много воли в рассуждениях, они перестают тебя уважать, а это определенно не идет на пользу ни тебе, ни твоему делу.
Суфий ответил:
– Соверши с нами небольшое путешествие, и я покажу тебе кое-что интересное.
Втроем они отправились в путь. Вскоре суфий сказал священнику:
– Какое чудесное стадо овец пасется вон там!
– Это не овцы, а козы, – возразил священник.
Но суфий настаивал, что видит овец, и священник, потеряв терпение, обратился к ученику:
– Скажи ты – овцы это или козы?
– Конечно овцы, – ни секунды не медля ответил юнец.
Прошло еще немного времени, и путешественникам встретился яблоневый сад.
– Отличные груши! – сказал суфий.
– Это же яблони! – взревел священник.
– А ты как думаешь? – спросил суфий ученика.
– Я думаю, это груши, – мгновенно ответил тот.
Священник злился все больше и больше.
– Что делают вон те люди? – спросил потом суфий. – По-моему, это воины.
– Да, воины, – подтвердил ученик.
– Никакие они не воины – они женщины, и это всякому ясно! – завопил священник.
Так оно и продолжалось – снова, снова и снова. Путешествие заняло несколько дней, и каждый день суфий видел то, чего не видел священник, или не видел того, что видел священник. И всегда ученик соглашался не со священником, а с суфием.
Наконец они вернулись туда, откуда вышли, и суфий сказал священнику:
– Ты думал, что я слишком доверяю своему ученику и поэтому он должен потерять ко мне уважение. Но теперь ты сам убедился, что он поддерживает меня даже тогда, когда я заблуждаюсь.
– Но как ты сумел воспитать этого юнца таким образом? – спросил священник. – Ведь слова духовного пастыря должны быть абсолютно безошибочными. Если бы я сказал своим прихожанам, что синее – это зеленое или что курицы – это воробьи, они перестали бы мне верить…
– Это долгая история, – отозвался суфий, – но я сокращу ее для тебя. Видишь ли, священники стараются сделать так, чтобы люди относились ко всему в этом мире как к реальности. Они клянутся, что это есть это, а то есть то, и никакие отклонения невозможны. И что же происходит в результате? Когда люди замечают, что в этом мире полно несообразностей, они теряют веру в священников. Ведь их слова, как ты сам сказал, должны быть абсолютно безошибочными. А значит, когда священник, хоть он и такой же человек, как все остальные, делает или говорит что-то, чего люди не одобряют, они теряют веру в священника и в то, что он проповедует.
У нас же все устроено совсем иначе. Мы верим, что этот мир несовершенен и что вещи не такие, какими они кажутся. Далее, когда я впервые встретил этого юношу, то сказал ему: «Я человек, а стало быть, несовершенен. Хочешь ли ты следовать за мной? Я могу вести тебя, только если ты сам этого пожелаешь, ибо никто не вправе требовать повиновения – им можно лишь пользоваться, если оно уже есть. Если ты последуешь за мной, то можешь не получить за свои старания ровным счетом ничего. Готов ли ты пойти на этот риск, потому что мы не даем никаких гарантий?»
На этом месте священник, вообразивший, что находится в компании дьявола, прервал беседу. Нет сомнений, что он и поныне действует где-то так, как считает правильным. Остается только надеяться, что его суждения теперь более разумны, чем в тот раз, когда он принял суфия за дьявола…
Персики
Жили-были в далеком краю три семьи, которые употребляли в пищу только персики, приготовленные различным образом.
В одной семье варили персики в сахаре и пили сироп. В другой сушили плоды на солнце и ели их, когда они становились твердыми, как камень. В третьей кололи косточки и съедали их ядрышки, а сами персики выбрасывали.
Стоит подчеркнуть, что, хотя все они начинали с одних и тех же фруктов, никто из них никогда не ел персиков в их натуральном виде; однако, как ни странно, многие члены этих семей страстно мечтали о том, что в разговорах между ними называлось «истинная реальность». При этом члены каждой семьи были убеждены, что их часть персика ближе к истинному персику, к «персиковости».
