– Это будет стоить сто тысяч долларов, – сообщил
менеджер, наблюдающий за строительством. – Конечно, как первый взнос.
Затем ежегодно по двадцать-тридцать тысяч на поддержание нужной температуры, на
зарплату обслуживающего персонала. Уверяю вас, проект совсем не коммерческий,
мы ничего не навариваем.
– А какой же?
Он вздохнул, лицо омрачилось.
– У гендиректора отца возят на химиотерапию уже три года. Не
умирает и не выздоравливает, измучился, жить больше не хочет… Да и все мы,
знаете ли, под раком ходим.
Я стиснул челюсти. Дело не в том, что у меня в лучшем случае
наскребется тысячи две-три, а надо сто, я готов даже грабить банки, но
хранилище закончат только через полтора года! А потом еще через полгода, после
полной отладки оборудования, начнут принимать первых пациентов!
2006 год, 14 июня, 14.20
Каролина, исхудавшая, как скелет, лежала с закрытыми
глазами. Я сидел на краю постели, ее исхудавшие пальцы в моей ладони.
Истончившиеся веки затрепетали, силясь подняться, я сказал быстро:
– Лежи-лежи! Я здесь.
Ее губы слабо шевельнулись.
– Володя…
– Я здесь, – повторил я.
– Прости…
– За что? – спросил я раздавленно. – Это ты
прости, что я не уберег… Я мужчина, я должен уберегать…
– Ничего ты не… должен, – прошептала она, не поднимая
век, высохших, в полопавшихся красных нитях. – Прости, что причиняю боль…
И что ухожу…
– Ты не уйдешь! – ответил я со злостью. – Ты не
уйдешь! Я не отпущу… Мы еще побегаем… и Линдочка будет приставать к тебе с
игрушками…
Она слабо улыбнулась. Улыбка так и осталась на ее
изможденном лице. Прибывший врач объяснил, что могла бы прожить еще неделю, но
сердце отказало раньше. Все к лучшему, добавил он с грубоватой прямотой:
последние дни самые страшные, человек умирает в жутких мучениях, когда не
помогают даже сильнейшие наркотики. И выглядит такой человек ужасно.
Похоронили на далеком загородном кладбище, она не
принадлежит к знатным персонам, даже могилку дали самую простую, дешевую. Всем
распоряжались Анжела и ее дядя, единственные отыскавшиеся родственники,
унаследовавшие ее квартиру. Даже в счет этой квартиры они не раскошелились на
могилку, хотели отправить в крематорий, куда сдают бездомных бродяг, я снял все
свои наличные и, оплатив место, добился, чтобы похоронили достаточно пристойно,
и оплатил место на кладбище за десять лет вперед.
Родственнички поулыбались над моей дуростью, исчезли, и
больше я их не видел. Продали они ее квартиру или кто-то вселился, я уже не
знал, так как постарался забыть тот телефон и вообще все утопить в рюмке, нет,
в стакане. Большом, граненом.
Потом я понял, что спасла меня Линдочка. Она то скулила, то
тыкалась мордой и просила есть или умоляла хотя бы налить ей в мисочку воды,
подбегала к двери и визжала, объясняя, что у нее вот-вот лопнет живот, ну не
может она по двое суток не опорожняться! И тосковала вместе со мной, я это
видел, даже потрясенно замечал в ее чистых преданных глазах слезы. Она страдала
вместе со мной. И если бы умела пить, запила бы тоже.
Меня несколько раз выводили из запоя, потом я обнаружил себя
играющим в Sims-2, где у нас с Каролиной свой домик, живем дружно и счастливо,
принимаем гостей, а вот Каролина забеременела, начал расти живот, появился
ребенок, я приучаюсь его пеленать и кормить из бутылочки…
Однажды в прихожей раздался звонок. Я поморщился, надо бы
отключить вовсе, но звенит и звенит, я наконец дотащился до двери, кое-как
справился со щеколдой. На лестничной площадке Аркадий и Жанна, с заранее
заготовленными скорбными лицами, но у обоих вытянулись еще больше, когда
увидели, в каком виде я на самом деле. Аркадий коротко обнял и, передав меня
жене, тут же прошел в комнату, Жанна обняла меня и заревела во весь голос.
Я некоторое время крепился, но слезы брызнули из глаз, уже
бегут ручьем, а мы стоим, крепко держим друг друга и вздрагиваем от рыданий, а
Аркадий быстро вернулся из комнаты с ворохом одежды.
– Одевайся, одевайся! Я поставил машину в запрещенном месте.
Жанна сказала сквозь всхлипывания:
– Да-да, Володя… Одевайся, пожалей нашу машину…
Аркадий сказал с неловкостью:
– Я еще и приткнул ее так, что любой заденет. У вас перед
домом совсем нет стоянки.
Линдочка вышла в коридор, посмотрела печально и легла у
порога. Будет дожидаться, когда вернусь. Я не понимал, зачем нужно одеваться,
но они так тормошили и настаивали, что я тупо под их натиском переоделся,
двигаясь как сомнамбула. Аркадий запер дверь на два оборота, подергал за ручку,
проверяя, сунул ключи мне в карман, и мы спустились на лифте в холл.
Машину в самом деле Аркадий приткнул рискованно: другие едва
проползают в узком проходе, грозя процарапать бока. Мы торопливо заняли места,
он вырулил на дорогу.
– Леонид защитил диссертацию, – сообщил он. –
В двадцать девять лет – доктор наук! Молодчина. Он снял зал в кафе
«Валентина», будут только друзья. Велел без тебя не возвращаться. Да и все
ждут. Каролине завидовали, это тоже правда, но ее любили. И верь – не
верь, но хоть какой сейчас мир ни черствый, но мы все скорбим. Жанна как
вспомнит Каролину, так ревет…
2006 год, 15 октября, 18.00
Кафе «Валентина», которое я застал еще как небольшую комнату
с двумя столами, по мере успеха раздвигало пределы, прикупало соседние
помещения, сейчас уже не кафе, а предприятие по достойному и солидному отдыху.
Большой зал, где общая публика, три небольших зальчика, очень даже уютных для
торжеств, свадеб и прочих юбилеев, Аркадий и Жанна повели меня к дальней двери,
в ближайший зал дверь распахнута, я успел заметить очень богатое убранство,
роскошно уставленные столы, люди солидные и явно криминального склада. Женщины
тоже все одинаковые – юные длинноногие красотки, это из сопровождения, так
называемые секретарши на выезд.
В нашем зале все поскромнее, доктору наук не тягаться с
криминальными авторитетами, за двумя сдвинутыми столами уже сидят Леонид и
Михаил с женами, Коля и Светлана рядышком, еще несколько довольно приятных
людей, с которыми я встречался то у Голембовских, то на общих мероприятиях.
Стол заставлен пока салатами и холодными закусками, плюс – вина и коньяки,
даже свернутые белоснежными киргизскими юртами салфетки стояли неподвижно и
чинно на пустых тарелках.
Улыбки исчезли, все поднимались и, кто как мог, выражали мне
соболезнование. Аркадий усадил меня рядом со Светланой, она молча опустила
ладонь на мою руку, вздохнула, но не промолвила и слова. Обычно предпочитающая
красные тона, сейчас в простой светлой блузке, открывающей широкую полоску
между голубыми джинсами и самой блузкой, я даже успел заметить блеснувший
лиловым глазом камешек, мощная грудь приподнята так, что просто неприлично, но
не упрекнуть насчет ухищрений с особой формой бюстгальтера: его просто нет.
