Но никто не знает, да и не желает знать, что Черчилль раз в
год ездил в Швейцарию в особую клинику по продлению жизни, где в течение двух
месяцев проходил полный курс очищения и оздоровления, что он обязательно спал
не меньше часа днем и не менял этого важного для укрепления здоровья правила ни
при налете немецких бомбардировщиков, ни когда королева вызывала во дворец: да
пошли они все, здоровье дороже! Кстати, в той клинике постоянно обновлялись
Бернард Шоу, погибший в автокатастрофе, Соммерсет Моэм и еще куча народа, все
они прожили дольше девяноста лет. Так что не надо про их вредные привычки.
Шварценеггер не раз фотографировался с сигарой во рту, но на самом деле не
курит и не пьет, но это народу совсем не интересно.
Мы выпили еще по чашке, а так мы не какие-нить европейцы
сраные, что могут пить кофе просто так, да еще и без сахара, но у нас и сахара
в каждой чашке на треть, и бутерброды в руках такие, что мускулы напрягаются.
А если бы мы были еще и хохлами, то вместо рыбы у каждого на тонком
ломтике хлеба лежало по толстому шмату сала.
– Хорошо выглядишь, – одобрительно заметил Коля. –
Вообще, русский человек вынесет все, что Господь пошлет, и еще все, что плохо
лежит.
– Качаюсь, – объяснил я. – Еще здоровье берегу.
Он спросил насмешливо:
– Ты что, хочешь жить вечно?
Я смолчал. На этот вопрос во все века и тысячелетия во всех
странах и при всех режимах отвечали одинаково. И вопрос давно превратился
в риторический, который не требует ответа.
Но я впервые готов был дать ответ, который Коля никак от
меня не ждет. Ответ, который должен б прозвучать смешно…
И я смолчал.
Коля покосился в сторону телевизора, все-таки включил, но
Светлана убрала звук до минимума, Коля всмотрелся в быстро мелькающие кадры
хроники.
– Вот, – сказал он с возмущением, – американцам
понадобилась нефть, и напали на Ирак. А если понадобятся балалайка, валенки и,
страшно подумать, водка? Кстати, а почему это у тебя водки нет? Ты кто,
горбачевец?
– Зато вино осталось, – сообщил я, защищаясь.
Он встрепенулся.
– Где? Я не нашел!
– Вон в ящике, – сказал я и указал пальцем.
Он с торжеством вытащил красивый деревянный футляр, а из
него – литровую бутылку причудливой формы. Когда-то мне подарили, я такую
красоту открывать не стал, спрятал в ящик, постепенно забыл, а при запое в
помрачении лакал только водку из холодильника.
На столе появились три рюмки, Светлана свою тут же
перевернула вверх дном, еще на службе, я помотал головой – нужно сегодня
закончить срочную работу и сбросить по емэйлу, Коля вздохнул и налил себе
одному.
– Ну вот, опять, нет повода не выпить. Жизнь прекрасна,
удивительна, если выпить предварительно. Все взаимосвязано: живешь –
хочется выпить, выпьешь – хочется жить. Года приходят и уходят, а выпить
хочется всегда…
Светлана мягко улыбнулась, Коля неисправим, говорит будто
фразами из расхожих анекдотов, но все от того, что человек чувствует ущербность
своего языка, хотел бы что-то сделать, но не может, ума и образования не
хватает, вот и украшает свои речи перлами из анекдотов, афоризмов, услышанных
сентенций, и речь его уже ярче, интереснее, а то и остроумнее.
Коля вскинул рюмку и посмотрел на просвет.
– Красиво… Как будто смотрю на закат Европы. Хорошее вино!
Вообще жизнь без женщин и вина бесполезна и скучна. Говорят, красное вино
полезно для здоровья. А здоровье нужно, чтобы пить водку. Или я это уже
говорил? С моим здоровьем я могу выпить больше пол-литра! И больше литра могу.
И даже больше полутора!
– А меньше ста грамм слабо? – спросила Светлана.
Он обиделся.
– За кого ты меня имеешь? За лилипута? Думаешь, я не
пробовал вообще бросать пить? Вот только дня три тому пытался бросить. Утром
осознал: недобросил…
Она засмеялась.
– Плохо размахнулся?
– Не знаю, – признался он. – Наверное, потому, что
я вообще-то на вещи смотрю трезво. А если смотреть трезво, то хочется выпить.
Вон смотри, по новостям опять говорят, что Россия близка к самоубийству. Да мы
и сами знаем, что без приезжих страна вымрет, с ними – развалится. Уже
через десять лет число граждан России… не русских, а вообще граждан!..
сократится со ста сорока до сотни миллионов человек. Вымирающие окраинные
территории заполнятся мигрантами из других государств. Уже вот-вот Дальний
Восток станет китайским… А этих проклятых чучмеков я бы вообще всех
перестрелял! Жили бы в своих горах, так нет же, поналезли…
– Ненавижу, – согласилась и Светлана. – Наглые,
грязные, вонючие… и туда же: «Дэвушка, давай будэм знакомы!»
– Перестрелял бы, – повторил Коля, налил и снова
выпил. – Хуже негров.
– Да и негров в Москве уже хватает, – снова согласилась
Светлана. – Но чурок, конечно, больше. Куда смотрят наши бритоголовые?
– Надо бы как-то помочь ребятам, – сказал Коля. –
Все им сочувствуем, а помочь, так языки втягиваем в задницы!
Я слушал его горячую речь, очень пылкую и насыщенную, не так
давно и я заводился с пол-оборота, а сейчас как молотом стукнуло: да ведь если
все пойдет так, как идет, то очень скоро, еще при моей жизни, на планете не
останется ни русских, ни чернокожих, ни китаез, ни жидов, ни хохлов или
кацапов, а еще исчезнут чурки, мусульмане, христиане, буддисты, синтоисты,
сатанисты и даже язычники.
Будет единое человечество, а потом, потом…
Я отвлекся, с холодком в душе скользнул мыслями дальше,
дальше, вздрогнув от громкого и чересчур оптимистично-обвиняющего тона Коля:
– Сегодня с нами ты не пьешь, а завтра Родине изменишь!
Он уже перевернул наши со Светланой фужеры и наливал красное
вино. Я хотел было отказаться, затем вспомнил, как читал где-то, что красное
вино укрепляет сосуды и снижает давление, смолчал. Светлана тоже не стала на
этот раз противиться, ее красивые пальцы изящно обхватили длинную тонкую ножку.
– Утром выпью пива, – заявил Коля, – просто
похмелюсь, днем еще добавлю, вечером нажрусь…
– Где пиво? – спросила Светлана.
– Да это я так, – ответил Коля беспечно. – Как
повяжешь галстук – береги его, он ведь от Версаче, стоит ого-го. А вот
еще: из двух зол выбирай меньшее, из двух жоп выбирай большую… ха-ха, здорово?
Одна голова хорошо, две – лучше, а три, как вот у нас, уже повод выпить.
Он снова налил в свой фужер, мы со Светланой отказались, он
победоносно засмеялся, ведь пить – признак доблести, а кто отказывается,
тот – ха-ха-ха! – здоровье бережет, как не стыдно? Люди, плюйте на
него!
Я подумал, что человек, который не просто сам пьет, но еще и
других уговаривает выпить, даже нажраться, пусть даже очень хорошим вином, не
должен жаловаться на подростков, расписавших матюгами стены подъезда, а в лифте
еще и насравших. При всей кажущейся разнице это в одном ряду. Взрослому
человеку неприятен и даже враждебен вид опрятного подтянутого партнера, самому
бы на его фоне выглядеть этаким спортивным и моложавым бизнесменом, который и
на тренажерах, и в теннис, но как, если пузо через ремень, а морда от пьянства
похожа на испорченное тесто?
