Она засмеялась, довольная, поцеловала в щеку, задержав губы
чуть дольше обычного, чтобы я оценил и прочувствовал прикосновение ее горячей
зовущей груди.
Вообще-то они гордятся не так уж и зря: все их общество выше
меня, так сказать, по классу. Аркадий – доцент, Михаил – кандидат
наук, и Леонид – доктор наук, у всех остальных – высшее образование,
да не простое, а полученное в элитных вузах, Настена даже закончила Сорбоннский
универ. Только я единственный с незаконченным, в свое время учился в Бауманке,
но бросил из-за финансовых трудностей.
Это Каролина, у нее тоже высшее, меня туда ввела, ремонтник
всякой бытовой техники, а теперь вот я с их настойчивой помощью, как они
полагают, поднялся до главного компьютерщика фирмы, правда, фирма далеко не
гигант, но все же стал им, так сказать, вровень. Не в смысле образования, а по
занимаемой должности. По должности я сейчас, пожалуй, выше даже доцента
Аркадия. У меня и народу в подчинении больше, и оклад втрое выше. Если не впятеро.
– Ты совсем не пьешь? – спросил Коля с
подозрением. – Может, тебе ампулу вшили?
– Да вроде нет, – ответил я.
– Вроде – это как?
– Не пью, но все еще удивляюсь, что не пью.
– Значит, можешь?
– Но не хочу.
Он взял бутылку и посмотрел на свет.
– Как можно не хотеть такое пить? Не понимаю. Вот до чего
доводит праведная жизнь. Зачем такая жизнь? Все равно умрем, так чего же всего
беречься?
Аркадий услышал, повернулся к нам.
– Володя, ты все еще потребляешь эти подделки?
– Почему же подделки, – пробормотал я, – если бы
только подделки, кто бы их брал? А так производство растет, растет… Люди
ощутили вкус к здоровью.
Коля сказал с азартом:
– Неужели все? Неужели поддельные? А расскажи!
Он явно провоцировал, я сделал вид, что занят салатом из
капусты и не слушаю.
– Все! – заявил Аркадий победно с видом христианского
мученика, абсолютно уверовавшего в собственную правоту. – Вчера показывали
по жвачнику, как еще одну банду накрыли! Какой склад у них, какой склад… Там
самолеты можно ставить! И все это заполнено ящиками с поддельными… этими самыми
биодобавками.
Коля спросил громко:
– Значит, ты, Аркадий, вроде бы не самый дурной на свете,
покупать такое не станешь?
– Ну нет, – отрезал Аркадий с неподдельным
возмущением. – Ни за что! Чтоб я кормил этих жуликов, покупая их…
безобразия? Да ни за что!.. Ну ни за что!
Леонид прислушался, на лице явное сомнение, заговорил с
некоторой нерешительностью:
– В свое время я специализировался по Гете… Так вот он,
написавший на старости лет «Фауста», на самом деле в молодости много лет
потратил на поиски эликсира бессмертия. Даже собственную алхимическую
мастерскую создал!.. И тоже полагал, что осталось вот-вот, но не больше чем
десять лет, и бессмертие с вечной молодостью будет получено. Увы, эту мечту
пришлось воплотить в поэме… Но бессмертие искал не только Гильгамеш. Его на
полном серьезе искали и Гален, и Ко Хуан, и Авиценна, и Роджер Бэкон. Самое
интересное, что все они, опираясь на достижения своей эпохи, отвечали уверенно:
«Через десять лет найдем рецепт бессмертия!»
Он говорил уверенно, но глаза грустные, мерзкий холод
пробежал по моей спине. Леонид умен, знает, что говорит. Вполне возможно, что
бессмертие хранится у природы в той же коробочке, где и термоядерный синтез.
Сколько я себя помню, о нем говорят, что вот-вот будет достигнут. Да что там я,
отец мой с детства слышал заверения, что термоядерные станции пустят вслед за
атомными. И что термоядерные будут намного экономичнее, так что сразу вытеснят
атомные.
Коля сказал с гусарским смешком:
– У Гете была последняя надежда продлить жизнь, как он
считал, когда в возрасте восьмидесяти двух посватался к восемнадцатилетней
девице…
Леонид кивнул.
– Да, тогда считалось, что молодая девушка способна
разогревать застывающую кровь старцев. Но у Гете вышел облом, он был безобразно
тучен, и девица не решилась… Да и не помогло бы, как не помогут все эти
современные средства. Надо не тешить себя беспочвенными надеждами, а принять
свой жребий. И постараться пройти жизненный путь достойно.
Лицо скорбное, даже торжественное, словно обращался к вечности
и то ли укорял ее, то ли бахвалился, что вот, дескать, как мужественно
по-керкегоровски и даже а-ля Камю смотрит в лицо беспощадному небытию.
Жанна сказала мягко:
– Вы слишком всерьез это принимаете. У Володи это вызвано…
ну, вы же знаете, особыми причинами.
– Его потряс, – поддакнул Аркадий, – сам факт, что
мы – смертны. Обычно об этом не думаем. Мы все живем, как будто мы
бессмертны. А тут вдруг пришлось взглянуть в лицо беспощадной реальности.
Я помалкивал, обо мне говорят, как о свихнувшемся, ну да
ладно, пусть говорят. Так они самоутверждаются, так они выше, умнее и вообще.
Но когда я смотрю на них, то приходит в голову дикая мысль, что как раз их
знания и усвоенный пласт многовековой культуры и является тормозом на пути
понимания новых реалий.
У меня, к примеру, нет этой высокой культуры, потому легко
усваиваю все новое, даже если это новое подобрал на помойке. А вот они хорошо и
твердо знают, что возможно, а что невозможно, что противоречит высшим
ценностям, а что в струю, они видят плавное течение жизни, а я вижу впереди,
вот прямо на следующем шаге, период сокрушающей переоценки ценности жизни. Все
века и тысячелетия человек мечтал просто выжить, уцелеть. Кроме того, еще
важнее было выжить клану, общине, племени, ведь там дети, кровь, ростки, и
человек все века воспитывался в убеждении, что жизнь клана важнее жизни
индивидуума. И потому самоотверженно жертвовал жизнью ради процветания племени:
бросался в разлом на римском форуме, клал руку в огонь, ложился на амбразуру.
Сейчас же, когда исчезают не только кланы и племена, но и
народы стремительно сливаются в человечество, отпадает необходимость жертвовать
жизнью ради победы «синих» над «оранжевыми». Сейчас границы почти открыты,
миллионные стада туристов туды-сюды, как тараканы, и видят, что и те и другие
вообще-то одинаковы и вообще воевать не за что.
В этих условиях ценность человеческой жизни неизмеримо
выросла сама по себе. Или сама собой.
Аркадий сказал участливо:
– Володя, а может быть, в самом деле… вам стоит заглянуть к
психоаналитику? Я могу порекомендовать одного, прекрасный специалист. И все те
тайны, которые вы ему скажете, умрут вместе с ним…
Я сказал устало:
– Аркадий, это вам всем нужно к психоаналитику. Стремление
избежать смерти – самое естественное и здоровое желание. Любой зверь
убегает от опасности! Это инстинкт. Только зверь еще не знает, что помимо
смерти в когтях хищника есть еще смерть от старости, а человек вот знает. И
тоже старается избежать. Пока только здоровым образом жизни да пластическими
операциями, но когда-то…
