Настена сказала возмущенно:
– Неправда!
– Что, не стояла?
– Я жаловалась, а не хвасталась!
Все посматривали понимающе, каждый тоже преувеличивает свои
подвиги в этой области, я чувствовал, что пора бы остановиться, я же рублю
основной столб нашей цивилизации, но нечто изнутри меня продолжало говорить:
– Но ведь о таком стыдном поступке… все-таки пьянство
нехорошо, правда?.. О таком стыдном можно бы и промолчать? Даже лучше
помолчать? Но не промолчала же, верно?.. Рассказывала долго, с подробностями,
похохатывала, и все вокруг похохатывали одобрительно. Это все от нашего
осознания, что жизнь коротка, что все равно помрем. А раз так, то какой смысл
вести себя чисто и праведно, Бога ж все равно нет, так гуляй, Вася… ну пусть
Коля, извини, это поговорка такая, а так вообще ты гуляешь так, что любой Вася
позавидует…
Коля гордо приосанился, но Аркадий смолчал, да и Михаил с
Леонидом смотрят как-то странно. Жанна опомнилась первой, защебетала,
оглянулась в сторону кухни, оттуда плывут мощные запахи крепкого кофе.
– Ой, Альбиночка уже сварила! Какая умница, всегда вовремя…
– Это Анатолий варил, – наябедничал Коля. – У нее
бы сбежал и все плиту бы тебе залил!
– Типун тебе на твой великий и могучий!
Весело, с шуточками и приколами отправились пить кофе, но
какой-то осадок остался, зря я так резко. Вообще от меня никто подобного не
ожидал. Обычно я отсиживался рядом с Каролиной, которая брала на себя все
светские разговоры, а я только улыбался и кивал, счастливый, что попал в такое
высокое общество. Их не изменить, это мне можно меняться: я – внизу, мне
нужно карабкаться вверх в «приличное общество», я могу и должен воспринимать
что-то новое, а они уже достигли благополучного культурного уровня.
Потому, когда расходились, прощались особенно сердечно,
обнимались, целовались, обещали чаще звонить и чаще встречаться. Светлана
довезла меня до моего дома, спросила тихо:
– Ты в самом деле так изменился?
– Разве не видно? – пробормотал я.
– Видно, – вздохнула она. – Ты как-то резко
повзрослел… Не сердись, но ты выглядел, да и был мальчишкой рядом с Каролиной.
А сейчас зрю не мальчика, но мужа.
– Разве это плохо? – спросил я, защищаясь.
– Нам, женщинам, нет. Но, наверное, тебе самому неуютно?
Я посмотрел в ее мудрые женские глаза, что если что и не
поймут, то безошибочно почуют.
– Честно говоря, да. Но мне так нравится.
Я начал открывать дверцу, она сказала в спину:
– Что, так и не пригласишь меня зайти?.. Ладно-ладно, шучу,
не надо такое лицо. Держись, Володя!
2010 год
Провалилась очередная попытка создать заслон против игры
транскорпораций: когда мощными денежными вливаниями создаются условия для
оранжевых революций. В одной многострадальной Украине, где начало положила
померанцевая революция Ющенко, прокатились одна за другой сразу три: блакiтна –
под руководством батька Грицайло, шабельна – Кондратюка, а недавно всех
смела кайловая, ее возглавили братья Костюковские. Всякий раз отменялись все
предыдущие законы, полностью сменялось правительство, дважды даже вводили новые
деньги: первый раз – бандеровки, второй – петлюровки.
Народу это так понравилось, что, когда братья Костюковские
сформировали правительство и правили два года, начались толки, что пора бы
снова что-нить подобное, это ж как весело: палатки на Майдане, бесплатная
жратва и пиво, танцы, песни, разгул, а где-то можно побить автомобили и
пограбить какую лавчонку, никто не пикнет против справедливых революционеров,
выражающих чаяния…
Экономика вошла в глубокий штопор, как-то не тянет работать,
когда некто может вбросить миллиарды долларов только на то, чтобы вышли на
площадь и с песнями и плясками требовали смены правительства и отставки
президента.
Самая азартная игра велась между гигантами Sony, которая
подмяла и в Штатах две трети всей электроники, правда, сама
обамериканизировавшись, и объединением Микадо-2: те и другие ухитрились сменить
правительства в трех десятках стран, но самое чудовищное для простого человека
было в том, что никакой заметной выгоды супергиганты для себя не искали. Так,
игра, вроде гольфа для особо важных персон.
Журналисты подсчитали, что Sony сменили восемнадцать
правительств, а Микадо-2 – двадцать семь, причем в Грузии у них ведется
постоянная игра, правительства и парламенты там сменяются, как в калейдоскопе,
народ ликует, всем теперь только хлеба, зрелищ и революций, работа не в чести,
когда перманентная борьба за более светлое будущее… а тем временем
останавливаются заводы, устаревает оборудование, однако население живет за счет
огромных денежных вливаний в противоборствующие партии.
Но особый счет идет не на смену правительств, это уже
привычно, а на смену режимов. Если начиналось все как замена тоталитарных
режимов демократическими, то, когда везде угнездилась эта одинаково серая
демократия, Микадо-2 сумела отыскать потомка последнего грузинского князя,
сформировала вокруг него оппозицию, щедро профинансировала пропагандистскую
кампанию, и однажды новая волна «революции роз» совершенно бескровно и
демократически смела прогнивший режим, оторвавшийся от народа, и поставила во
главе страны князя Кукаридзе, объявив монархию.
В ответ Sony поработала в соседней Армении, вливание в
оппозицию составило около двух тысяч на человека, что втрое превышало богатство
всей Армении. Это дало возможность так же бескровно и демократично сместить
проворовавшихся президента и его карманный Кабинет министров, а во главе страны
встал Верховный Каталикос всех армян Вазген Восемнадцатый.
Обозреватели спорили, как на футбольном матче: что
круче – монархия или теократия, а Sony и Микадо-2 исподволь вели подрывную
работу в странах соперников. К несчастью, оба преуспели почти
одновременно: в Грузии возмущенный народ опомнился и сместил князя, а с ним
отверг и устаревшую, вообще-то опереточную монархию, взамен заслуженно поставив
во главе патриарха грузинской церкви, а в Армении вдруг появилась стремительно
растущая партия монархистов-атеистов, она распространила свое влияние на всю
Армению, ее представители однажды ворвались в парламент и объявили, что власть
переходит к королю Гугену Первому, а режим отныне будет монархическим.
2011 год
Букв не хватает катастрофически. На каждое слово нацеплено
уже столько значений, что приколистам, эстрадным острословам и игрословщикам –
такое раздолье, что уже неинтересно. И так любая фраза, даже самая невинная и
прямая, приобретает два-три двусмысленных оттенка, а если еще не отшлифовать
перед тем, как брякнуть вслух, то вообще такое тебе припишут, что можно сразу
на виселицу.
Сперва эта жесткая привязка к буквам раздражала, потом
начала тормозить общение «золотого миллиарда». Именно им, остальным шести
миллиардам вполне хватает словаря Эллочки. Верхнему эшелону перестало помогать
даже заимствование из других языков, когда привычным «там» словам «здесь»
даются другие значения, как, к примеру, driver у нас вовсе не водитель, а file
вовсе не вырезка из рыбы.
