С утра дозвонился до стоматологии, записался на прием, а с
обеда, оставив Линде в мисочках воды и мяса с рисом, отправился на муки.
Последний раз был в клинике год тому, тогда вырвали один зуб и запломбировали
два, помню этот кошмар, но сейчас то ли прогресс в стоматологии, то ли потому,
что платная, но как будто в другой век попал: без боли, без ожидаемого ужаса. Я
все время ждал, когда же начнется жуть, из-за чего все мужчины с нормальной
психикой избегают дантистов, но тончайшими иголочками, даже не ощутил уколов,
вспрыснули что-то в десна, а потом вскрыли их, как хозяйка рыбу, и начали
потрошить.
Оказывается, нет на свете человека с запущенными зубами,
который не страдает пародонтозом в той или иной степени. Обычно не замечаем
даже, разве что кровь из десен, но зубы портятся, расшатываются, могут начинать
выпадать сами по себе.
Чистила десны и прикладывала тампоны милая такая среднего
роста блондинка с короткими волосами, строгим удлиненным лицом. Похоже, раньше
работала детским врачом: очень внимательная, и, увлекшись копанием в моем рту,
иногда говорила успокаивающе: «…все-все, маленький, заканчиваю… Потерпи
чуть-чуть, это последний здесь укол…», хотя я так и не почувствовал ни боли, ни
какого-то особого неудобства.
Еще мне очень понравилось, когда деликатно касалась моего
рта мягкими нежными пальцами, брала за губы и тихонько оттягивала, рассматривая
десны, трогала изнутри, щупала, и хотя там эрогенных зон вроде бы нет, но все
равно как-то забывается, что это всего лишь выбор места, где ужасная машина
начнет срезать мои зубы. Ну пусть не срезать, а укорачивать, делать мельче,
чтобы надетые поверх металлокерамические были примерно такого же размера.
Она наклонилась, внимательно заглядывая в распахнутый рот,
небольшая тугая грудь прижалась к моему предплечью, и хотя во рту сразу же
начало скоблить между зубов и плотью десен, я невольно сосредоточился на этом
прикосновении, воображение сразу заиграло, пошли какие-то картинки, я
постарался сосредоточиться на том, чтобы держать рот открытым пошире, а то
из-за анестезии плохо контролирую мышцы, челюсти непроизвольно начинают
двигаться одна другой навстречу.
Проложив лекарством, отправила меня отдыхать на неделю,
пусть заживет, а через неделю я попал уже в руки Паше, молодому и очень умелому
стоматологу. Я ненавижу боль, ненавижу и боюсь стоматологов, но вот сейчас,
когда все идет непривычно гладко, я решился на самую большую операцию в моей
жизни: треть зубов у меня уже испорченные, а остальные – серые, мелкие,
уже со стертыми кромками, будто мне лет сорок или пятьдесят, так что
поинтересовался: а не заменить ли их все на металлокерамику?
Паша ничуть не удивился, пожал плечами и взял в руки
калькулятор.
– Вам подсчитать, на сколько жабьих шкурок это потянет?
– Да, – сказал я. – Чтоб одним махом всех
побивахом.
– Можно, – ответил он, не моргнув глазом. – Сейчас
все можно. Лишь бы финансы ваши позволили.
– Думаю, – заверил его я, – позволят…
Он не понял, почему я изменился в лице, наверное, решил, что
жадничаю, но у меня отложено деньжат на покупку новой квартиры, оставалось еще
чуть-чуть, и у нас с Каролиной была бы такая, о какой она всегда мечтала…
– Каждый зуб обойдется примерно в двести долларов, –
сообщил он. – Коренные – в двести пятьдесят. Но, учитывая, что заказ
большой, причитается скидка. Небольшая, но все-таки…
Он пощелкал клавишами, я взглянул на общую сумму.
– Потяну. Делайте.
Здесь пришлось похуже, чем при лечении пародонтоза. Паша не
просто сверлил, а стачивал оставшиеся зубы, оставляя от них заостренные пеньки.
Я просидел с распахнутой пастью несколько часов. Сперва пахло горелой костью,
потом медикаментами: пеньки красили некой гадостью и долго делали слепки.
Еще две недели ушло на то, чтобы изготовить керамические
зубы на обе челюсти. Долго уговаривали меня на «естественный» цвет, но я сказал
твердо, что нисколько не стыжусь, что у меня из металлокерамики. Так что
делайте ноль-ноль-ноль, то есть самый-самый белый материал, какой только есть.
В день примерки я поинтересовался насчет гарантии. Паша
засмеялся.
– На двадцать лет, потому что какие-то гарантии давать надо,
хотя в данном случае это несколько глупо… Такие зубы пробудут в вашей челюсти
столько, сколько просуществует сама челюсть. Такое общее мнение экспертов.
Статистических данных нет вообще: металлокерамика придумана недавно, и еще
вроде бы нигде зубы не вышли из строя по ветхости или изношенности. Обычно их
меняют не из-за изношенности или ветхости, а из-за моды.
Я не поверил:
– Что, вот так и ходят до конца жизни?
– Меняют, конечно, – ответил он. – У некоторых со
временем чуть приподнимаются десны, приходится делать подгонку, а за эти годы
сами зубы приходят в некоторую негодность… я говорю о ваших собственных зубах,
приходится подтачивать, но чаще всего – делаем новые, так проще. Раньше
делали зубы натурального цвета, даже чуть желтоватые, в соответствии с
возрастом, потом в моду вошли белые, ровные, как доски в заборе, сейчас –
белые, но разной длины, верхние резцы чуть длинней, а что будет завтра?
Обеспеченные люди следят даже за такими веяниями… да и материалы постоянно
совершенствуются, и техника изготовления, да много что еще, кто-то меняет
просто из интереса. Хотя, конечно, бывают случаи поломок…
Я полюбопытствовал:
– Значит, такие случаи были?
Он пожал плечами.
– Даже в моей практике.
– И… как?
– Одному из крутых сломали челюсть в трех местах. Пришлось с
ним поработать заново.
Я покачал головой.
– Я не любитель лихих драк. Лишь бы не вышли из строя сам по
себе.
– Дело новое, – напомнил он серьезно. – Гарантии
даем не на основе опыта, а пока что опираемся на теорию. По нашему общему
мнению, такие зубы – вечны. С учетом, конечно, сами понимаете…
Он замолчал, но я понимал, что когда зарывают труп, то
вставные челюсти не вынимают, чтобы вставить другому. Вечны – это значит,
в любом случае переживут хозяина.
Я подумал, развел руками.
– Мы живем в таком мире, что… кто не рискует, тот останется
в прошлом.
Про себя добавил, что останется наверняка, а вот кто
рискует – получает шанс рисковать и дальше. До тех пор, пока не доберется
до главного приза.
В гости зашел Леонид. Вообще-то мы не дружим так уж близко,
но, думаю, его настропалили Аркадий с Жанной, мол, совсем пропадает парень
после смерти Каролины, хоть и прошло уже пять лет. Надо его навещать,
тормошить, чтобы опомнился и жил как все люди.
Леонид долго рассматривал мои полки с разноцветными
баночками, я помалкивал, наконец он сказал с неодобрением:
– Везде пишут, что не только все эти добавки, даже лекарства
подделывают!
