Бум в строительстве домов суперхайтека привел к тому, что
наша фирма, дела которой резко идут в гору, закупила пару домов в нулевом
цикле, пока еще за половину стоимости, а затем презентовала особо отличившимся
сотрудникам.
И хотя эти «особо отличившиеся» оказались почти все из
состава высшего руководства и родни совета директоров, но, к своему удивлению,
квартиру в подарок получил и я: огромный пентхауз, нашпигованный электроникой и
компьютерами, умеющий постоянно заботиться о хозяине, сам заказывающий
продукты, биодобавки, тут же начавший собирать для меня в Интернете все данные
по имортам, стволовым клеткам, разработкам в области нанотехнологии…
«Обмыть» эту квартиру собрались старым составом, я ощутил
невольное тепло, увидев знакомые лица Голембовских, Леонида и Михаила с женами,
все за это время еще больше располнели, стали держаться с расчетливой
осторожностью людей, которые побаиваются сокрушить хрупкую мебель. Конечно же,
первым явился Коля, он провел ревизию моего холодильника, пришел в ужас и тут
же заказал срочную доставку спиртного и всего, что к нему причитается, из
ближайшего супермаркета. Светлана помогла накрыть на стол, только она не
меняется. Все такая же подтянутая, поджарая, всегда с ослепительной улыбкой
голливудской звезды и фигурой, при виде которой фотомодели удавятся от зависти.
Коля взял на себя обязанности тамады, да никто и не
оспаривает, за столом обычное звяканье вилок и ножей, просьбы передать специи,
Коля время от времени провозглашает тосты. Светлана подсела ко мне и заботливо
накладывала на тарелку сырые овощи и рыбу.
– Раз уж ты такой странный вегетарианец, – шепнула
она, – то… ладно. Выглядишь хорошо, мускулы в порядке… для руководящего товарища.
– Да какой я руководящий, – запротестовал я. –
Просто чуть старше других в коллективе.
– Ладно-ладно, ты на хорошем счету.
Аркадий по ту сторону стола после третьей рюмки сцепился с
Михаилом, на мой взгляд, они настолько одинаковы, что не только спорить, но и
говорить не о чем, взаимопонимание полное, однако же Аркадий с пафосом
втолковывал Михаилу:
– Я это ненавижу… Ненавижу эту расползающуюся по всему миру
культуру… у меня даже губы сводит, будто хлебнул уксуса, когда произношу слово
«культура», а подразумевается панамериканизм! Вроде бы и хорошо: Интернет,
свободный обмен инфой, капиталы туды-сюды, как голодные тараканы, толпы
туристов, безвизовый режим… Но это же проклятый Голливуд по всему миру,
проклятые панки и черные крикуны, что не поют, а речитативят…
Михаил возразил вяло, я видел, что абсолютно согласен, но
раз Аркадию нужен спор, дискуссия, то так и быть:
– Ну почему же только панки? У нас своя культура…
– Те же крикуны, – горячо возразил Аркадий, – что
выкрикивают что-то на русском языке, только и всего! Нет, это те же американцы,
разве что в доморощенном варианте. Местечковые. Этнические американцы из
Житомира или Урюпинска.
Леонид потеребил бакенбарды, они у него уже с легкой
проседью, вмешался:
– Простите, а где альтернатива? Множество мелких культурок,
что показываются из этнического анклава, чтобы что-то спеть или показать, а
затем снова прячутся в нем?
Аркадий повернулся ко мне.
– Володя, а ты чего молчишь?
Я невесело улыбнулся.
– Вы же знаете, я никогда не был на этом зациклен.
– Но все-таки, – настаивал Аркадий, – ты
занимаешься оценкой рынков?
– Только в области электроники, – заверил я. – Все
остальное для меня – темный лес.
– Не скромничай, – возразил Аркадий. – Чтобы
прогнозировать развитие электроники, нужно примерно знать, сколько люди тогда
будут зарабатывать. А это вообще относится к уровню жизни. А жизнь – она
такая, без драк и философии за бутылкой водки не обходится.
Я развел руками.
– Знаешь, мне все настолько обрыдло… с некоторых пор, что я
на все стал смотреть иначе. Как будто порвались какие-то важные нити,
связывающие меня со всем, что было раньше так близко, так дорого, что просто
жить без тех мелочей не мог… и не считал, что мелочи, а считал высшими
ценностями жизни. А они не ценности, а если и ценности, то лишь в очень
короткий отрезок времени. Как был ценен каменный топор…
Михаил хохотнул:
– Ничего себе короткий отрывок! Каменный топор доминировал
примерно миллион лет.
Аркадий остановил коротким, но властным жестом:
– Погоди-погоди. Речь не о временном отрывке, как я понял.
Так что же, по-твоему, придет глобализм или антиглобализм? Одна культура на
весь мир или множество мелких?
Я поколебался, не хочется обижать, все мои приятели, все
милые и хорошие люди, но меня сделал именно тем, кем я стал, как раз полный
разрыв с общепринятыми нормами и взглядами, благодаря которым я стал смотреть
иначе, а это как раз и дает более точную картину будущего, когда ничто
сиюминутное не заслоняет взор.
– Ни то, – ответил я наконец с явной неохотой, –
ни другое. Извините, но меня уже сейчас тошнит и от глобальной культуры
американизма…
Аркадий воскликнул в восторге:
– Вот это правильно! Я ж говорил?
– …и от малых культур, – продолжил я. – Терпеть не
могу всякую этническую музыку. Любую. Не важно, чукчи стучат в бубны или наши
деды лабают на балалайках. Скоро человек освободится от всех культур вообще.
Я видел их шокированные лица, сообразил, что не так поняли,
первопроходцы всегда выражаются коряво, а точные обкатанные формулировки дают
их последователи, ученики, интерпретаторы.
– Это не значит, – поправился я, – что культура
исчезнет как таковая. Напротив, расцветет, как будяки на хорошем навозе. Я
сказал, что человек будет свободен от культуры. Сейчас мы все – пленники
русской культуры. Как вон мой друг с Кавказа, что приезжал в прошлый
раз, – пленник своей сверхмалой лезгинской. Ему еще хуже, их на всем свете
не больше трех тысяч, а его соплеменники заставляют писать и говорить на
лезгинском, одеваться как лезгин… Эх, да мы сами разве не морщимся, когда нас
заставляют слушать или смотреть что-то этническое?
Леонид подумал, сказал с горькой усмешкой:
– Три дня тому я был на Дне города. Концерты, пляски,
ансамбли народных инструментов, группы балалаечников, толстые бабы в сарафанах
с нарумяненными щеками пляшут и кричат частушки… Мне даже неловко стало, что
смотрел концерт в джинсах, футболке и туфлях какой-то итальянской фирмы. Надо
было, как я понимаю, прийти в кирзовых сапогах, телогрейке, свернуть самокрутку
«козья ножка» и одобрительно приговаривать что-то вроде: ах, ядрена вошь,
хорошо девки сиськами трясут… мать-мать-мать… эх, мать-мать-мать-перемать… зело
мать-перемать-черезмать… обло озорно…
Аркадий подвигал задом, словно старался зацепить гвоздь,
проворчал:
