– А как он может купить этот чип, расширяющий ему интеллект,
если у него нет денег?
– Пусть копит, – ответил я холодно. – А если все
зарабатываемые деньги вбухивает в покупку водки ящиками, то что же, я должен
ему отдать свой чип? Или чей-то?.. Нет уж, время лжегуманизма прошло. С этой
дрянью нянчились, потому что она была нужна на грязных работах. В том будущем,
куда мы идем, грузчики не нужны. А здесь они могут остаться и такими.
– Здесь, это где?
– В этом мире, – уточнил я. – В этом обществе. В
конце концов, и без чипов жить можно.
Он сказал язвительно:
– А с чипами будет только золотой миллиард?
Я сдвинул плечами.
– Что такое золотой миллиард? Это те, которые так и не стали
общечеловеками даже в самый что ни есть разгул этого психоза.
Общечеловеки – это остальные шесть миллиардов. Тупейшее стадо.
Принадлежность к золотому миллиарду не выражается в миллионах долларов на счету
или в стране проживания. Золотой миллиард – это люди, которые мыслят
самостоятельно.
Леонид сидит, обняв за плечи свою Памелу, сказал из угла
своего уютного дивана:
– Полагаешь, самостоятельно мыслит один из семи? Оптимист!
Я отмахнулся.
– Миллиард – красивая цифра. Ты же знаешь, круглые
цифры всегда врут. Можно, конечно, сказать, что каждый из мыслящих
самостоятельно не даст утонуть в животной морали общечеловеков своей родне и
друзьям, так что всего может оказаться и побольше миллиарда…
– Все равно миллиард – многовато.
Я отмахнулся уже с раздражением.
– Ну что вы прицепились к этому слову? Ну, будет на самом
деле полмиллиарда, а то и меньше, какая разница? Суть не в термине. «Золотой
миллиард» – это подготовка общества к шоку. Ведь в один миллиард все-таки
легче попасть, чем в миллион! А когда смирятся, что на планете останется
миллиард, а остальных – под нож, тогда можно будет осторожно поправить,
что на самом деле не миллиард, а… сто миллионов. Или же десять.
Они все смотрели на меня с ужасом. Аркадий сказал почти
шепотом:
– Вы в самом деле полагаете, что ваши каннибалы решатся
простых людей… под нож?
Я невольно засмеялся.
– Мало вам Коли, никак шутки понимать не научитесь. Зачем
под нож? Можно оставить все, как есть. А самим уйти дальше. И наконец-то
свершится то, о чем всегда мечтали все века! То, о чем гласит Библия, – к
Богу отправятся избранные. Остальные… останутся. Одно дело нянчиться с
алкоголиками и наркоманами, стараться лечить и перевоспитывать рецидивистов,
другое – стараться сделать их умнее. Разве сейчас правительства не
заботятся о людях? Постоянно вносят в пищу важные добавки, что незаметно
искоренили остававшиеся болезни. Сейчас у всех здоровые зубы от рождения и до
глубокой старости, никто не болеет даже гриппом, но народец вместо
благодарности обвиняет власти во вторжении в личную жизнь! Какое вторжение,
никто силой не тащит в будущее. Это уже никому не удастся. Но даже если бы
удалось – на фиг в нашем светлом… в смысле, из силовых полей, будущем
всякая мразь, что и там будет жадно оглядываться по сторонам: что бы украсть,
кого бы ограбить, какую бы звезду загасить за неимением лампочки в подъезде,
какую галактику разбить, как привыкли бить зеркала в лифтах?
Аркадий поморщился.
– Володя, вы чересчур, чересчур… Это же люди, в конце
концов!
– О гуманизме, – возразил я, – и всеобщем
равенстве хорошо говорить и чувствовать себя этаким хорошим и праведным, когда
это ничего не стоит. Мол, все люди, от миллионеров до распоследних бомжей и
наркоманов – равны и права имеют равные. О наркоманах и прочей дряни нужно
заботиться, это считается хорошим тоном, лечить их и всячески уговаривать
бросить это дело.
– А разве не так?
– Херня на постном масле, – ответил я достаточно
откровенно. – Сейчас – да, по крайней мере на бумаге и права есть у
каждого наркомана или рецидивиста, и суммы государство выделяет на лечение и
уговаривание бросить и завязать. А завтра, простите, уже и на бумаге придется
внести ясность. Наступает время, когда в самом деле скоро начнем приобретать
сперва бесконечную жизнь, а потом и бессмертие. А вместе с тем и невероятную
мощь. Ну, скажем, если сейчас простой человек сможет включить и выключить свет
в туалете, то завтра сможет зажигать и гасить звезды. А это, знаете ли,
налагает… Наркоман пусть гасит и зажигает в себя в туалете свет хоть всю ночь,
но к звездам я бы таких не допускал.
И – не допустят. Это понятно, против этого даже спорить
не приходится. Равноправие равноправием, но все-таки… вы же понимаете…
– Понимаю, – кивнул Аркадий и спросил быстро: – А
кто мешает этих наркоманов вылечить? Исправить их генетический код?
Я криво улыбнулся.
– Скажите еще, вообще наделать искусственных существ. Ну там
киборгов всяких с идеальными генами. Если людей накрывает горная лавина… или
пусть даже гроза с градом, под удар попадают всякие, но если человек стал
наркоманом, в то время как вокруг другие не стали, то червоточина в нем самом.
Такого от одного вылечишь – в другом месте порвется. А менять гнилые гены
на «хорошие»… простите, как далеко зайдем? Я полагаю, в целях осторожничания
будут пока что пропускать в будущее только нормальных людей, от которых хотя бы
не исходит угрозы обществу.
Он умолк, смотрел с удивлением. И другие, как я только что
заметил, смотрят на меня так, будто это я решаю, кого пропускать в будущее, а
кого оставить в этом счастливом мире развитого рыночного капитализма.
2046 год
Позвонила Жанна, со слезами прокричала в трубку, что Аркадий
в реанимации. У него инфаркт, ну кто бы думал, никогда ничего подобного, здоров
как бык, а тут вдруг…
Часа через два, когда кризис миновал, мы с Жанной вошли к
нему в палату. Он лежит, желтый и бледный, как персонаж из старых фильмов о
властелине мира: весь в нашлепках биодатчиков, что мониторят жизненные
процессы, бедра и ноги охватывает гибкая металлическая труба, делая его похожим
на самца русалки. Как я догадался, это чтобы не поднимался в туалет. И вообще
не тужился, сейчас ему и такие усилия в тягость.
Врач остановил нас в дверях.
– Родственники?
– Да, – ответила Жанна, а я кивнул.
– Запустили вы его, – сказал он с неодобрением, –
запустили. Даже старыми методами предынфарктное состояние засекают за пару
суток, а современными так и вовсе… Он что, алармист?
Жанна замотала головой, я сказал уклончиво:
– Немножко. Он осторожный человек.
– Осторожные живут спокойней, – согласился он.
Вздохнул: – Но – недолго. Пять минут на общение, не волнуйте его.
После реабилитации убедите его вшить чип контролера или хотя бы мониторинга.
