– Правильно, – кивнула Амалия. – Я думаю, мы сами должны разобраться с этим делом.
– Я бы уже с ним разобрался, если бы не ваше мягкосердечие, – пробурчал Рудольф. Он снял с себя сюртук и накинул на ее плечи. – Держите. Здесь прохладно.
Вернулась фрау Кляйн.
– Вот, – сказала она, протягивая Рудольфу конверт и лист, сложенный вчетверо.
Это было свидетельство о браке Людвига Вернера, сорока трех лет, и девицы Герды фон Лош, тридцати пяти лет. Все подписи и печати стояли на своих местах. Рудольф презрительно скривил губы.
– Очень правдоподобно, – фыркнул он. – Отличная работа, Вернер!
– Говорю вам, – сердито возразил тот, с трудом поднимаясь на ноги (от пережитого потрясения его все еще пошатывало), – она моя жена. – Вернер взял «фрау Кляйн» за руку и поглядел ей в глаза. Любому, кто видел это, стало бы ясно, что он не лукавит.
Рудольф продолжил знакомиться с принесенными женщиной документами. В конверте обнаружилось письмо от адвоката, уведомлявшего г-на Людвига Вернера о кончине его дяди Отто Вернера, каковой оставил ему все свое состояние в благодарность за то, что племянник относился к нему лучше всех прочих членов семьи. Рудольф изучил письмо, осмотрел марку, конверт и штамп на нем, уже признавая, что если он и держит в руках подделку, то она чертовски походит на подлинник.
– Сдаюсь, – сказал Рудольф, возвращая австрийскому агенту его бумаги. – Ну что же, выходит, я малость погорячился.
Вернера аж передернуло от его слов.
– Вы могли бы извиниться, – просипела «фрау Кляйн», она же госпожа Вернер.
– Дорогая Герда, – ответил ей Рудольф, передразнивая ее голос, – вы с вашим Людвигом столько раз пытались меня надуть, что у меня больше нет никакого доверия к человеческому роду.
– Вы так говорите, Рудольф, словно вас и в самом деле можно обмануть, – возразила смертельно обиженная австриячка.
– Один раз вам это едва не удалось, – напомнил немец. – В Неаполе, в таверне «Лев», если не ошибаюсь.
– Где, где? – недоверчиво переспросил Вернер.
– Я тогда упек тебя в тюрьму по обвинению в сводничестве, – пустился в объяснения Рудольф, – а твоя половина явилась, чтобы соблазнить меня и заставить тебя освободить. Первое ей удалось, а вот во втором она не преуспела.
Амалия открыла рот. Вернер побагровел.
– Герда! – взревел он.
– Людвиг, – стонала его жена, – ты ведь знаешь, это только ради блага Австрийской империи! Не горячись, любимый!
– Ты… с этим… – Вернер сжал кулаки. – С этим тевтонским отродьем? Я не верю своим ушам!
– Зря, – сказал Рудольф, пожимая плечами. – Мы тогда здорово повеселились, верно, старушка?
Вернер не дал ему закончить. Как разъяренный бык, он ринулся на немца, и два секретных агента сцепились не на жизнь, а на смерть.
– Людвиг! – кричала «фрау Кляйн». – Помни, что тебе вредно волноваться!
Амалия тоже забеспокоилась. Австриец не помнил себя от ярости, и, если бы ненароком прикончил ее кузена, она бы ввек не утешилась. Но вскоре наша героиня убедилась, что Рудольф умеет постоять за себя. Он двинул правой, двинул левой, боднул Вернера головой в живот, и бывший агент венской секретной службы отлетел назад и шлепнулся на палубу. Когда он поднялся, под глазом у него сиял здоровенный фонарь, скула распухла, а от сюртука остались одни воспоминания. Рудольф сплюнул за борт. Он схлопотал пару раз в живот и в челюсть. В общем, ему тоже здорово досталось.
– Рудольф, – прорычал Вернер, – ты – самая мерзкая скотина, которую я когда-либо видел!
– Я поражен, Вернер! – весело крикнул Рудольф в ответ. – Неужели ты никогда не смотришься в зеркало?
– Людвиг, дорогой, умоляю тебя! – лепетала со слезами на глазах супруга Вернера и тихонько подталкивала его к лесенке.
Перед тем как уйти, Вернер обернулся к Рудольфу:
– Мне бы очень хотелось надеяться, что я больше никогда вас не увижу, но, кажется, моя мечта несбыточна. Прощайте.
Он коротко поклонился Амалии и, хромая, покинул палубу. Супруга заботливо поддерживала его под руку.
– Голубки! – фыркнул Рудольф.
– Не будьте грубым, кузен! – одернула его Амалия.
– Вы видели, как я ему врезал? – весело спросил Рудольф. – Черт! У меня аж все костяшки на руке заныли.
Амалия насупилась.
– Скажите, кузен, а вы говорили правду? Про вас и про эту… эту даму?
– Разумеется, – пожал плечами Рудольф. – С какой стати я стал бы врать?
Амалия тяжело вздохнула. Секретная служба представлялась ей все более грязным и унылым занятием.
– А насчет «Леды»? Вы им поверили? – спросил ее кузен.
– Я – да.
– Я опозорен… – простонал Рудольф. – Но если ее украли не они, то кто? Вы работаете на императора Александра, я – на кайзера, австрийцы вышли из игры, по их словам. Из тех, кто охотился за картиной, остаются только англичане. – Он покосился на маркиза Мерримейда, стоявшего в нескольких шагах от них. – Что вы думаете насчет вон того длинноносого огурца? Как, по-вашему, он может работать в секретной службе королевы?
– Кузен, – примирительно сказала Амалия, – что толку гадать? Лучше пойдем выпьем чего-нибудь горячего.
– Горячительного, – поправил ее германский агент. – Теперь я точно напьюсь!
Однако он не сдержал данного слова, потому что ему помешали совершенно непредвиденные обстоятельства.
Глава двадцатая,
в которой выясняется, что смертоубийство все-таки произошло
– Вы слышали? – спросила Амалия.
Рудольф озадаченно покосился на нее.
– Кто-то кричит, – решительно сказала она. – Скорее, Рудольф!
И настолько быстро, насколько позволял ей трен тяжелого платья, двинулась туда, откуда уже несколько мгновений доносились истерические женские крики.
– Наверняка опять кого-то из Эрмелинов пристукнули, – фыркнул Рудольф. – Не корабль, а ладья Харона какая-то. Что ни день, то труп! Лично меня куда больше волнует пропавший Леонардо. Если я доберусь до того, кто украл картину…
Амалия, запыхавшись, остановилась. Она повернулась к кузену и отбросила со лба прядь волос, которая свешивалась ей на правый глаз.
– Кузен, – промолвила она, – еще не все потеряно. Пока мы плывем, картина не может покинуть корабль, верно? Обещаю вам, вы ее получите обратно. Как – я еще не знаю, но получите.
И, улыбнувшись Рудольфу, Амалия двинулась дальше. Они миновали коридор и у каюты номер четырнадцать столкнулись с Марешалем. Он сконфуженно покосился на них.
– Похоже, несчастливый рейс, – пробормотал он.
