– Между прочим, вообще непонятно, что я тут делаю, – вполголоса объявил он. – К вашему сведению, кузина, я протестант. – Амалия шикнула на него, но неугомонный немец продолжал, ничуть не смущаясь: – У этого священника физиономия разбойника с большой дороги. Интересно, где его угораздило заработать такой шрам?
– Рудольф, – умоляюще шепнула Амалия по-немецки, – перестаньте!
– Согласен, – тут же нашелся невыносимый кузен. – Виноват, в тумане я не разглядел. Вы правы, кузина: он похож на святого. – Амалия сердито воззрилась на германского агента, но Рудольфа ее взгляд не остановил. – Помнится, когда я был в Константинополе…
– В Стамбуле, – поправила его Амалия. – Константинополь, столица Восточной Римской империи и Византии, прекратил свое существование в 1453 году. – Она чихнула.
– Это вам за то, что вы перебили меня, – объявил несносный Рудольф. – Так вот, когда я был в… Турции, я имел несчастье столкнуться с одним типом, у которого было такое приятное лицо, располагающее к себе, что все торговцы готовы были поверить ему в долг – вещь, совершенно для тех краев невиданная. А он…
– Дайте-ка я угадаю, – перебила Амалия. – Он оказался наемным убийцей.
– Если бы! – хмыкнул Рудольф. – На самом деле он был работорговцем и мерзавцем, каких поискать. Подумайте только: он чуть не продал меня евнухом в гарем!
– Кузен, кузен… – заворчала Амалия, испытывая мучительную неловкость.
Но Рудольф безжалостно продолжал:
– Мораль, моя бесценная кузина: если вы видите перед собой такое положительное лицо, что дальше некуда, значит, перед вами двуличный мерзавец, на котором клейма негде ставить. Никогда не доверяйте внешности, Амалия, смотрите только на две вещи: на глаза и на руки. Глаза скажут вам все, что их обладатель хочет скрыть. Руки выдадут, чем и как он занимается. Не попадайтесь на обман мошенников и не забывайте, что по-настоящему хорошие люди всегда вызывают чувство легкой неловкости: ведь, как вы сами знаете, честность, бескорыстие и доброта у нас не в чести. Впрочем, вы уже наверняка это поняли.
– Кузен… – умоляюще прошептала Амалия. – Вы ведь все выдумали?
– Про что?
– Про евнуха в гареме.
– Клянусь вам, кузина! Я был на волосок от гибели. Если вы хотите узнать подробности…
– Не хочу. Перестаньте, кузен.
– Что перестать?
– Вы надо мной смеетесь.
– Ничуть. Что может быть хуже, чем быть евнухом?
– Кузен!
– Хорошо, молчу. – Рудольф надулся. – Но с вашей стороны нехорошо подозревать меня в обмане!
Отец Рене закончил читать заупокойную молитву, и белый мешок с телом Кристиана исчез в водах океана, где его уже наверняка поджидали сотни голодных рыб.
– Хочу есть, – объявил Рудольф капризно. – Кстати, я только что придумал новое название для фирменного десерта местных поваров: пирожное «Мечта в саване».
Амалия всегда гордилась своей выдержкой, но тут ее нервы все-таки сдали. Она оттолкнула руку Рудольфа и отошла к Деламару, который разговаривал со священником.
– Сэр, – заявил Рудольфу Роберт П. Ричардсон, ставший невольным свидетелем этой сцены, – вы негодяй! Обижать такую прекрасную молодую леди!
– Сэр, – учтиво отозвался граф фон Лихтенштейн, – позвольте вам заметить, что это моя леди, а не ваша. Что хочу, то с ней и делаю.
– Знаете, сэр, – с горечью сказал американец, – если бы мы были на берегу, я бы посадил вас на корову задом наперед и в таком виде пустил бы гулять по прериям.
– Если бы мы были на берегу, многоуважаемый сэр, – еще учтивее отвечал немец, – то я бы заставил вас сожрать живьем всех ваших коров и вашего дядюшку Чарли в придачу.
– Однако! – пробормотал ошеломленный американец, которому вероятность такого поворота событий не приходила в голову.
– Значит, вам все-таки удалось выяснить, кто убивал этих несчастных? – говорил меж тем отец Рене Амалии.
– У нас есть кое-какие соображения по данному поводу, – вмешался Деламар, – но прямых доказательств, увы, никаких.
– Да, – угрюмо подтвердила Амалия, – того, что у нас есть, для суда явно будет недостаточно. Мы уже говорили на эту тему с месье… э… сыщиком. – Она поглядела на стоящего неподалеку от них Марешаля и зябко поежилась. – Пожалуй, мы немного погорячились, когда попросили выделить всем членам семьи Эрмелин надежную охрану. Теперь убийца не сможет действовать, а мы не сумеем доказать его вину.
– Что-то я вас не понимаю, – начал Деламар. – Вы хотите сказать, что…
Он не успел закончить свою фразу, потому что его прервал истошный женский визг. Сначала кричала одна женщина, затем к ней присоединились и другие. Похолодев, Деламар бросился вперед.
– О господи, – вырвалось у него, – там что-то произошло!
Темные фигуры метались в тумане, налетая друг на друга. Деламара едва не сбили с ног, однако он все же добрался до пятачка на палубе, вокруг которого уже толпились люди.
– Пропустите, – кричал Деламар, – пропустите! Дайте же дорогу, черт подери!
– Ах, ах, какой ужас! – стонала сеньора Кристобаль, прижимая руки ко рту. – Ее зарезали, боже мой, зарезали, зарезали!
На палубе в кровавой луже лежала женщина, одетая в черное. Возле нее слабо поблескивал длинный нож. Рудольф, поняв, что случилось, крепко ухватил Амалию за локоть.
– Вам лучше не смотреть на это, – сказал он ей. – Похоже, ее несколько раз ударили в сонную артерию.
– Да пустите же меня, черт вас дери! – в сердцах выкрикнула Амалия. – Деламар, она мертва? Эжени мертва?
Тут она увидела возле тела саму Эжени, которая, хотя и была вся в крови, казалась целой и невредимой. Судорожно рыдая, она прижималась к Луизе Сампьер.
– Но кто же убит? – пробормотала Амалия. – Деламар!
Сыщик посмотрел на нее и отвел глаза.
– Ортанс Эрмелин, – тихо ответил он.
Глава двадцать седьмая,
в которой Амалия расставляет западню
– Ничего не понимаю, – потерянно произнесла Амалия. – Ничего!
Эжени Армантель, сидя напротив нее, подняла измученные глаза. Сейчас, спустя примерно полчаса после того, как Ортега, спешно вызванный Марешалем, поднялся на палубу и констатировал, что мадам Эрмелин скончалась от большой потери крови, они сидели в каюте Деламара.
– Что вы видели? – спросил Деламар у Эжени.
Та тихо заплакала. Плечи ее дрожали.
– Ничего, месье! Клянусь вам, ничего! Там стоял такой туман…
Странным образом – хотя убийство было с невероятной дерзостью совершено в присутствии двух десятков человек, не меньше, – никто ничего не заметил. Никто не видел убийцу, никто понятия не имел, откуда он взялся и куда делся. Всему виною был туман, окутавший корабль.
