– Что это? – спросил Георгий.
– Швартовочная мачта. Сейчас на земле люди подтянут другой гайдроп, канат то есть, свяжут их и начнут опускать нас на стоянку. Задача непростая – ветер разбушевался, штормит, но попробуем.
– Сколько ж силищи нужно, чтобы сдвинуть такую махину…
– До полутора сотен душ, – не замедлила с ответом Мария, – а по такой погоде – и все двести.
– Енька, гляди! – схватил его за плечо придвинувшийся к ним брат, и Георгий посмотрел за борт.
На земле размеренно и быстро действовали люди, кто-то был одет в форму вроде той, что была на Матвее Степановиче, другие в штатском. Они висли на канатах, сброшенных с дирижабля, еще один канат шел от самой мачты, наверху которой тоже готовились к швартовке, но не туда указывал Борис. Чуть в стороне от людской деловитой суеты, на опушке леса, зоркий глаз Георгия приметил двух мужиков и массивный пестрый мешок на земле рядом с ними, в котором что-то шевелилось. Как забрели сюда эти горемыки и кто они такие – простые крестьяне или беглые каторжане, которых Георгий вдоволь насмотрелся на Сахалине, – было не понять: такие же спрятанные в длинных прядях волос лица и бороды клочьями, поношенные овчинные тулупчики, подпоясанные кушаками, желтеющие на ногах лапти. Мужички стояли неподвижно, глядя на разворачивающееся перед ними немыслимое действо. И вдруг один словно не выдержал: начав судорожно креститься, упал на колени и уткнулся лбом в землю. А за ним встрепенулся и второй, стянул шапку и, осеняя себя крестом, повалился вслед за товарищем. А то, что Григорий принял за мешок, оказалось бабой в торчащих из-под кофты пестрых юбках. Она давно уже лежала, приникнув к земле и обхватив руками голову, и раскачивала свое грузное тело из стороны в сторону.
Совсем рядом Родин услышал радостный смех Бориса:
– Это, брат Енька, мы с тобой сейчас наблюдаем удивительную картину столкновения прошлого и будущего. Вот оно сошлось прямо перед нами на просторах нашей родины. И пока прошлое, прильнув к земле, взывает к помощи высших сил, будущее само оседлало эти высшие силы. Вот он прогресс, вот она наша надежда! Но Россия – широкая, открытая душа и все в себя вместить может, всему здесь место есть!
Георгий смотрел на брата и улыбался. Второй раз за последнее время он наблюдал, как обычно сдержанного и уравновешенного Бориса переполняли чувства, и думал о том, что хотя они такие разные, но все-таки братья, в них течет одна кровь и объединяет доставшаяся от деда жажда приключений, которую не скрыть нарочитой серьезностью.
Дирижабль тем временем удалось закрепить на мачте, и собравшиеся внизу люди, словно бурлаки, потихоньку тянули неподатливый аэростат к земле.
Наконец они оказались на земле.
– Господа, нас ждут в штабе, это за нами, – кивнула Очеретина на повозку, что стояла на почтительном расстоянии от места высадки. Извозчик сидел, неестественно выпрямившись и рассматривая удивительную махину, лошадь же нервно переступала с ноги на ногу, настороженно подергивая ушами. – До города верст двадцать, пора в путь.
Дорога шла по холмистой местности, повозка пересекала ручейки, кое-где увязала в напитанной дождями земле, и как ни торопился извозчик, а путь затянулся на добрые два часа, так что Георгий успел вздремнуть, проснуться, насладиться суровой красотой края, подумать о таинственных «рубинах».
Он отдохнул, и к нему возвращалась былая уверенность, а вместе с ней и острота мысли. «Что же это за хитрые камушки? Германия активно идет по пути научных разработок и вполне могла нащупать какие-то методы воздействия на психику человека. Да и англичане не отстают. А если, например, можно управлять радиоволнами, внушая людям определенные состояния? Для чего нужно лишь настроиться на верную частоту… Или в дело пошли новейшие химические соединения? Я же врач, полдетства провел в отцовской аптеке, кому, как не мне, знать, насколько легко влиять на человека правильно подобранными порошочками и пилюлями! Впрочем, как утверждает Борис, это может быть нечто совсем другого порядка, вроде того японского мальчика…»
Родин помрачнел, вспомнив недавние, но казавшиеся уже далекими события на Сахалине. Безумные глаза некогда такой здоровой и почти родной женщины, ужас, застывший на лице ребенка – он-то ни в чем не был повинен, всего лишь человеческая жизнь, по которой проехалась машина не замечающих ничего имперских устремлений двух держав, крохотная звездочка на небосклоне…
Чтобы отвлечься, Георгий взглянул на Очеретину. На земле она словно оказалась вырванной из привычной среды и уже не походила на суровую амазонку, стала мягче, но при этом красивее, женственнее. Мария сняла с головы косынку, и теперь ее короткие волосы локонами обрамляли лицо, чуть подрагивая под легкими дуновения присмиревшего ветра. На балу она была бы среди первых красавиц, думал Георгий, но что-то подсказывало ему: эта свободная птица не частый гость на балах и проводит время за иными занятиями.
– Вот и приехали, – сообщила Очеретина, когда повозка остановилась перед новеньким, из красного кирпича, зданием штаба Приамурского военного округа.
Быстро приведя себя в относительный порядок и переодевшись, они с Борисом и Марией через полчаса уже входили в кабинет, где у массивного дубового стола, покрытого зеленым сукном, лицом к окну стоял среднего роста крепкий мужчина. Одет он был в штатское. Его серые брюки, заправленные в сапоги, клетчатый жилет и поддетая под него белая рубашка смотрелись почти пижонски в строгой обстановке военного штаба. Мужчина резко повернулся, и Георгий отметил, что меньше всего тот был похож на изнеженного франта: внимательные серые глаза смотрели пронзительно и мудро, а под рубашкой угадывалось мощное тело.
– Петр Петрович! – воскликнул Борис.
– Здравствуй, Борис Иванович, не ожидал? Давно жду. Рад видеть, – они направились друг к другу и быстро обнялись, как старые знакомые. – А это, надо полагать, Георгий Иванович?
Он пожал Родину руку, но тут же, смешавшись, направился к Очеретиной.
– Мария Владимировна, прошу прощения, позвольте… – он чуть наклонился.
– Петр Петрович, умоляю вас, вы же знаете, что я думаю обо всех этих условностях, – Очеретина немного отодвинулась, а потом совершенно по-мужски протянула ему руку для пожатия, – привезла наших героев, думала, что не успеем и они сгинут в приморских болотах, но удача нам благоволила.
– Георгий, – вступил в разговор Борис, – хочу представить тебе моего давнего приятеля, человека чести, подполковника Петра Петровича Щекина, одного из помощников военного министра Сахарова. Мы вместе служили в Генштабе и занимались делом о Медвежьем посохе. Только для меня оно закончилось не столь удачно…
– А вот и нет, Борис, – возразил Ще-кин, – тут-то ты ошибаешься, и у меня есть для тебя добрые вести. Как вы знаете, господа, дела на японском направлении складываются не слишком благоприятно для империи. Японцы несут потери, но все же теснят нас по всем фронтам, на суше и на море. Да что тут говорить, ситуация настолько критическая, что государь готов отправить Сахарова в отставку, но дал ему последний шанс исправить ситуацию. Борис, твои оперативные разработки под кодовым названием «Три рубина» получили одобрение на самом высшем уровне – делу дан ход. Посему Сахаров снял с тебя все обвинения за сахалинское дело. Ты восстановлен в должности, и теперь нам всем нужно незамедлительно приступать к новому заданию. Это наша последняя надежда. Если мы не обнаружим необходимые артефакты, Россия продолжит нести потери и исход войны будет предрешен.
