Мария буркнула ему в спину что-то неразборчивое.
Минут через двадцать они снова подъехали к дому терпимости. Прежде чем остановить коляску, Георгий сделал несколько кругов по окрестным улицам, наблюдая, нет ли засады. И только потом будто рассеянно притормозил напротив заведения. Спрыгнул на мостовую, делая вид, что разминает ноги, поправил шарф, потянулся, покрутил головой, пошарил в кармане, словно нащупывая мелочь, – просто кучер остановил коляску возле публичного дома, что в этом такого? Бордель средней руки, коляска видала виды – такие картины тут можно наблюдать чуть ли не каждый час. Какая-то парочка прошла мимо, даже не обернувшись. Это вдохновило Родина.
– Сидите и молчите, – мрачно сказал он через стенку Марии. – Поняли? Просто сидите и молчите. Это вам по силам.
Очеретина ничего не ответила.
На противоположной стороне улицы скучающе цыкал зубом мальчишка-посыльный.
– Эй, псс! – Георгий окликнул его. – Подойди-ка сюда, любезный.
Тот недоверчиво замялся на месте, но, заметив в руках Родина крупную купюру, в два прыжка оказался рядом.
– Скажи, что фрау Регинлейв просит к себе важный вельможа. Кто – не велено говорить. Ей предлагают проследовать к нему в усадьбу.
Мальчишка кивнул, не сводя глаз с банкноты.
– И да, – добавил Родин. – Пусть фрау не забудет… ммм… свои инструменты.
Мальчишка порочно хмыкнул. Родин поморщился и сунул ему деньги.
– Не вздумай обмануть, – веско предупредил он, влезая обратно на козлы.
– Обижаете, уважаемый, – развел руками посыльный.
Очеретина нарушила запрет, вышла из коляски и проследила взглядом за удаляющимся вприпрыжку посыльным.
– Врет, – скептически обронила она. – Как пить дать, врет. Как вы можете быть таким наивным, Родин?
– Что?.. – растерянно отозвался Георгий, погрузившись в мысли.
– Не вернется, – язвительно пояснила Мария. – Сбежал. Удрал. Какие еще там синонимы есть?
– Утек, – пожал плечами Георгий. – Ну и еще несколько, но при даме я о них даже и думать не буду.
– И вы так спокойно об этом говорите? То есть вас обманули, а вы и рады?
– Ну, во-первых, я не рад… – Георгий устроился поудобнее. Спина от неудобного положения затекла и предательски начала ныть. – А во-вторых, не надо так плохо думать о людях. Тем более когда вы в них совершенно не разбираетесь.
– Не разбираюсь? – всплеснула руками Мария. – А что тут разбираться-то? Разве честный парень пойдет в посыльные? Да еще и при публичном доме! Это самые ушлые пройдохи, каких я только встречала! И нашим и вашим за копейку спляшем! Попомните мое слово, он уже снес ваши – а точнее, наши! – деньги в ближайшую рюмочную.
– Ну почему сразу в рюмочную… – пробормотал Родин. – Может быть, старушке матери или сестренке, чтобы не торговала спичками…
– Родин! – негодующе воскликнула Мария. – Как вы можете в такой момент паясничать?
– Я не паясничаю, – был ответ. – Готов спорить, что он выполнит обещанное. А вы бы вернулись обратно в коляску, от греха подальше, пока Шиллер вас в окно не увидела. Когда Регинлейв сядет с вами в коляску, уткнитесь носом в окно и рта не раскрывайте. Не думаю, что она вас узнает по одежде, ведь вы к моменту ее появления уже почти выбежали на улицу. А начинать разговор первой она вряд ли станет.
Мария недовольно дернула плечом, но повиновалась. Однако дверцей она хлопнула так, что на соседнем дереве встревожилась заспанная ворона.
Посыльный действительно не обманул.
Уже через несколько минут валькирия быстрым шагом спустилась с лестницы с саквояжем в руках и направилась к коляске. Георгий напрягся – он был наслышан о профессионально наметанном взгляде подобных дам. Но то ли тень и маскировка сыграли свою роль, то ли Регинлейв не ожидала подвоха, но она легко села в экипаж и даже властно указала: «Трогай!»
Родин заехал на дальний край пустыря на окраине города – туда, куда не добегали даже бездомные собаки. Спрыгнул с козел и сел в коляску напротив валькирии. Мария молчала рядом.
– Фрау Регинлейв, советую не дергаться, – тоном, не допускающим возражений, сказал он. – Надеюсь, вы знаете, что некоторые кислоты могут за секунду превратить лицо человека в кровавую кашу?
Валькирия побледнела и метнула быстрый взгляд на дверь.
– Вот это я и называю «дергаться», – уточнил Родин.
Великанша замерла.
– Значит, так, – продолжил Георгий. – Сейчас мы вернемся обратно в бордель и пройдем в ваш номер. Разумеется, с вами. Вы отдадите мне все, что у вас есть на кайзера: письма, фотографии… И я уйду. Потом явится посыльный и передаст вам конверт. В нем будет ваш гонорар. Не смотрите на меня так – мы не грабители, а патриоты своей страны. Правда, кажется мне, что эти слова вам незнакомы. И не вздумайте кричать или подавать тайные знаки – стекло в колбе очень хрупкое, а вот кислота ядреная. – Валькирия судорожно сглотнула. – Ваши напарницы тоже в таком случае легко не отделаются.
Великанша задрала вверх трясущиеся руки. Мария напряглась, а Родин угрожающе поднял колбу. Но вместо этого валькирия вцепилась себе в волосы. Ее лицо исказилось, а глаза наполнились слезами.
– Пожалуйста… – неожиданно тонким и срывающимся голосом забормотала она. – Пожалуйста, не надо. Я же не специально… я не хотела… мой мальчик, это только ради него.
– Хватит, – резко оборвал ее Георгий. – Больные дети, умирающие родители, покалеченные собачки – я все это слышал десятки раз. Приберегите свои байки для наивных юнцов.
– Родин! – с отвращением воскликнула Мария.
Валькирия покачала головой и, прежде чем Георгий успел снова прервать ее, начала свой рассказ.
– Не надо смотреть на меня с таким презрением, я не всегда занималась этим ремеслом. Я тоже была ребенком – как и все вы. Невинной, наивной, верящей в сказки… О, сколько их рассказывали в нашей маленькой баварской деревушке! Как и многие девочки, я мечтала быть принцессой – пока не поняла, что с такими руками, с таким ростом и таким весом принцесс не бывает… Разве что великанши… Родители мои умерли рано, они стали единственной жертвой эпидемии, что бушевала тогда в окрестностях, – на свою беду поехали на ярмарку, чтобы купить что-нибудь для меня… О, знали бы вы, как тяжело девочке остаться одной в деревне! В городе можно худо-бедно прожить, найти пропитание, что-нибудь украсть, прибиться к таким же несчастным и отверженным. А в деревне? На мое счастье, в тех местах как раз проезжал бродячий цирк. Его хозяин увидел крепко сбитую девчонку, прикинул опытным глазом, что у меня есть будущее, и позвал с собой. Вы понимаете, что отказаться я не могла, голодная смерть не лучший вариант.
Знаменитый борец Тибальт Шнайдер, вы слышали о нем? О, сейчас его имя уже полузабыто, а тогда оно гремело по всей Баварии! Он начинал как раз в этом цирке и, даже став известным, из благодарности и какой-то ностальгии продолжал путешествовать с ним. Я чем-то приглянулась ему – нет, не тем, что вы думаете, он предпочитал мужчин. Может быть, он видел во мне дочь, которой у него никогда не было и не будет, а может быть, просто забавлялся, лепя из гром-девки бой-бабу. Но надо отдать ему должное – он хорошо натренировал меня. Половина боев оставалась за мной, и хозяин цирка, мэтр Тибо, не мог нарадоваться. Мэтр Тибо… Я спала с ним. Иначе никак, это же цирк, с нравами там все гораздо проще – а с работой сложнее. Мэтр Тибо был стар, хоть и крепок, но, вы же понимаете, молодая девушка так или иначе будет поглядывать на ровесников. Мы стояли тогда в небольшом тихом городке – целебные источники, толпы отдыхающих богачей… Франк был студентом, он приехал сопровождать свою тетушку – и, на мою беду, мы встретились. Через неделю он уехал, даже не предупредив меня, а через девять месяцев на свет появился Шульц. Из труппы меня выгнали на следующий же день после родов. Почему мэтр Тибо не сделал этого раньше, не знаю – может быть, надеялся, что ребенок умрет и я снова буду послушно делить с ним постель и безропотно выходить на арену. Его надежды чуть было не сбылись – Шульц был совсем слабеньким, то и дело задыхался и почти не ел… Я пробовала выступать сольно – вызывала зрителей из толпы на поединок, но антрепренеры меня постоянно обманывали…
