– Хорошо, вы говорите, что это я ее упустила. Ну а вы что бы делали, если б меня рядом не было? Пытали ли бы несчастную женщину? Выбивали из нее имя этого человека, который при всех своих недостатках все же заботится о ее несчастном больном сынишке?
– Прошу заметить, что эта «несчастная женщина» чуть из меня дух не вытрясла, – ввернул Родин, потирая ушибленное ребро. – Она сама у кого хочешь что угодно выпытает. И, судя по размерам саквояжа, у нее с собой пыточных инструментов больше, чем у всей испанской инквизиции! А я бы обошелся лишь словами. Ну, припугнул бы ее чуть-чуть, зато она бы рассказала нам, где искать ее благодетеля.
– В этом нет нужды, и так ясно, кто это и где его найти, – спокойно заявила Мария.
– И кто же?! – остолбенел Георгий.
– Доктор, обслуживающий этот дом терпимости.
– Почему вы так решили?
– Сами подумайте. Он помог женщине-борцу после травмы в Дрездене, – загнула палец Мария. – Разумеется, помочь мог только доктор, а не шляпных дел мастер или пивовар.
– Ну, допустим, – Родин закусил губу. Похоже, на сей раз он оказался на лопатках.
– Он же и содержит маленького Шульца в своей клинике, лечит его или делает вид, что лечит! – второй палец. – Он же в обмен на свои услуги и привел в публичный дом бедняжку – наверняка мадам приплачивает ему за каждую несчастную завербованную. – Третий палец.
Родин нахмурил брови, а Очеретина продолжала развивать свою теорию:
– Таким образом, Регинлейв видится со своим ребенком, приходя в клинику для своих ежемесячных осмотров, тогда же она, наверное, еще и платит лекарю за содержание сына. Наверняка он на хорошем счету у мадам, а скорее всего, ее любовник и поэтому имеет доступ в любые комнаты, где беспрепятственно мог спрятать свой фотографический аппарат.
«Черт возьми, неужели все сходится?» – думал про себя Родин. Сначала он хотел было протестовать, но с каждым словом понимал, что расчеты Марии могут вполне оказаться верными на сто процентов. Тем не менее вслух сказал:
– Это всего лишь предположения.
Очеретина вопросительно подняла бровь.
– Мы не можем на них строить всю версию, – категорично заявил Георгий.
– Родин! Пока эта версия единственная, или у вас есть другие идеи? Времени у нас немного, это вы сами сказали, поэтому нужно действовать быстро. Прошу не забывать, что главная в нашей экспедиции все же я, так что извольте выполнять.
– Давайте так – будем отрабатывать вашу версию, но, уж позвольте, исполнять буду это я, а вы, пожалуйста, на этот раз не вмешивайтесь. План будет таков: сейчас мы возвращаемся в дом барона, приводим себя в порядок и отсыпаемся, а завтра с утра снова арендуем коляску, подъезжаем к заведению, и я попробую еще раз поговорить с мальчишкой-посыльным.
– Хорошо, будь по-вашему, – согласилась Мария и добавила многозначительно: – По крайней мере, посмотрим. Ну и сделаем соответствующие выводы.
«Вот ведь чертовка! Еще и испытывать меня будет! Эх, Борис, тебе бы такого напарника!» – подумал про себя Георгий.
* * *
На следующий день при подъезде к борделю они, к счастью, увидели того самого мальчишку.
– Эй, парень, поди сюда! – окрикнул его Родин, останавливаясь чуть поодаль от дома терпимости. Чем меньше людей их сейчас увидят, тем лучше.
– Ах, снова вы? – спросил паренек, и Георгий подумал – уж не успела ли мадам дать на их счет указаний? Но времени что-либо менять уже не было, поэтому он решил действовать напролом. Вытащил еще одну купюру, уже покрупнее, и сунул посыльному в руку.
– Нам нужен доктор, который приходит смотреть молодых фрейлейн.
– А-а-а… – протянул мальчишка. – Герр Людвиг?
– Он самый, – было видно, что посыльный никуда особо не спешит. Родин старался говорить так же неторопливо, как и паренек. – Скоро ли он должен прийти? Он ведь часто здесь бывает?
– Герр Людвиг-то? Часто заезжает. Да вот всего третьего дня был последний раз.
– А аппарат приносил? – наудачу спросил Родин.
– Ага, приносил.
«Так, значит, предположение Марии подтверждается, этот доктор – значительная фигура! Он-то нам и нужен», – подумал Родин.
А мальчишка между тем важно продолжал:
– Ух, и знатная вещица – бокс-камера эта! Не то что наша «Retina» – а настоящий «Kodak Brownie». Он обещал и меня тоже научить фотокарточки делать. То есть снимать-то я, конечно, и так могу, дело тут нехитрое, а вот с проявкой сложнее выходит. Очень прибыльное дело, я вам скажу. Может быть, герр Людвиг даже и фильму снимать будет, потому что это, говорят, тоже будет популярно.
– Нам бы к этому доктору попасть. Покажешь дорогу? Я привез одну даму – ведь он их осматривает?
При этой фразе Мария, наблюдавшая за диалогом в окно экипажа, вспыхнула так, что сполохи, пожалуй, и на Сахалине увидали.
– Фрейлейн немного боится, – сообщил Родин, нагнувшись поближе к мальчику.
– Конечно, – фыркнул мальчишка. – Герр Людвиг – специалист! Не надо бояться, все сделает чин чином. Он и барышень смотрит, и потом каждый месяц осмотр проводит тоже. И фотокарточки делает, если кавалеры пожелают.
– Так что, дорогу покажешь? Нам бы поскорей, а то фрейлейн нервничает.
– Конечно, покажу! – просиял паренек. – Только путь-то неблизкий! Миль десять с лихвой.
– Садись, – скомандовал Родин, указывая на место рядом с собой.
Мальчишка с важным видом запрыгнул на козлы и начал указывать:
– Сейчас прямо, а потом налево. Как выедем на большую дорогу, через лесок, вдоль речки, там уже по прямой до усадьбы доктора. У него огромная усадьба, и клиника там же. Он там осматривает девушек и пациентов других тоже.
– А какие у него еще пациенты?
– Разные бывают. Герр Людвиг очень хороший доктор, уважаемый человек, к нему и издалека приезжают, если какой неизвестный недуг. Он больных в свою клинику кладет, наблюдает, лечит.
«Уважаемый, значит, человек. А это значит, что и весьма влиятельный. Разумеется, раз он покровительствует борделю. Может даже, он и владеет им», – подумал Георгий.
– И есть положительные результаты? – спросил он мальчугана.
– Конечно, многих уже вылечил. Но есть и болящие, которые подолгу у него живут. Некоторые по нескольку лет. Никак не исцеляются.
– А что за такие тяжелые случаи?
– Матушка моя там уже лет пять как, никто не знает, что с ней. Она большую часть времени в себя не приходит и просто лежит без движения, а иногда вытворяет такое! Как будто бес ею овладел! Но потом становится такой хорошей, разговаривает, обнимает меня и плачет постоянно… – Тут показалось, что мальчишка сейчас и сам заплачет. – Она сильно заболела после того, как меня родила, а отец мой умер еще через три года. Руку ему на заводе у Бенца придавило станком, а потом болезнь распространилась по всему телу. Немфекция – так герр Людвиг говорит.
