– Вот это уже деловой разговор, – доктор присел на край стола, сдвинув спиной высокую стопку книг, и начал поглаживать бородку. – Что же это?
– Отдайте нам фотографии кайзера Вильгельма из публичного дома «Артемида», – сказал Родин. – Мы заплатим больше, чем он.
– Ха-ха! Да, деньги бы мне не помешали, но, поверьте, того, о чем вы спрашиваете, – он поднял руки, словно сдаваясь, – у меня не было и нет. Да и быть не могло.
– Жаль, очень жаль. А мы могли бы договориться, – Очеретина заметно сникла. – Мы, как патриоты Германии…
– Возможно, но не со мной.
Родин понизил голос:
– Нам прекрасно известно, что вы обслуживаете этот публичный дом и что вы устанавливали фотографический аппарат в алькове проститутки по прозвищу Регинлейв. Известно, что вы шантажировали императора.
– Все это не важно, – прервал его Шварцмайер. – Как говорится: «Во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь». Я ничего вам не продам и на эту тему сотрудничать не желаю. Но не будем грустить. У нас были прекрасные планы, посмотрим мои лаборатории? Возможно, когда вы поймете, какие просторы я могу открыть перед Германией, вы забудете про эту нелепицу с Вилли.
Очеретина кивнула Георгию, мол, авось, когда доктор оседлает любимого конька, сердце его дрогнет. Они вместе пошли в операционные. Странно, но с одного фужера вина Родина начало мутить. Выпить он любил, даже, бывало, употреблял чистый спирт в куда более серьезных дозах и чувствовал себя куда лучше…
– Прошу вас, пройдемте теперь вот сюда, здесь самые интересные экземпляры, – доктор открыл дверь, и гости шагнули в небольшое помещение, напоминающее кладовую. Низкий потолок практически касался макушки Георгия. Сзади щелкнул замок, и они оказались запертыми. В крошечное зарешеченное окошечко, откуда проникал тусклый свет, заглянуло лицо доктора.
– Я ужасно не люблю, когда посторонние суют нос в наши с полковником дела. Кстати, у меня разрешение на неограниченные исследования, в коих вы, между прочим, скоро поучаствуете. Пока же наслаждайтесь, а я приготовлю оборудование.
Окошко захлопнулось. Родин и Очеретина услышали удаляющиеся шаги и старую австрийскую песенку про гуся.
Глава 2
В кромешной темноте Георгий услышал глубокий, со скрипучей ноткой вздох Марии.
– Мне страшно! Мы попались, как глупые котята, – уже со всхлипом вздохнула она.
Родин сделал шаг и обнял девушку, она положила голову на его плечо. На руку Георгия упала слеза. Еще одна и еще. Напарница дрожала мелкой дрожью, медленно опускаясь на пол.
– Мария, вам тоже плохо?
– Да, у меня сил уже не осталось.
– В наших фужерах, скорее всего, находилось снотворное, – произнес Родин. – Так что, как только мы переступили порог этой клиники, наши жизни уже были в его руках. Надеюсь, что вино еще не впиталось полностью, – он смущенно кашлянул. – Вы сможете очистить желудок самостоятельно?
– Не знаю, я попробую.
Георгий отошел к стене, согнулся. В воздухе запахло кислым. Еще около полминуты его рвало. После он распрямился, достал платок, обтер губы, повернулся и сделал шаг к Очеретиной.
– Получилось?
– Нет, – прокашляла Очеретина.
– В таком случае… простите, но я вынужден вам помочь.
Вскоре им стало немного легче. Оба стояли, прислонившись к двери, пытаясь дышать проникающим в щели чистым воздухом. Несмотря на толстые стены, снаружи слышались душераздирающие вопли. Наверняка это были пациенты, которых для экспериментов доставляли с первого этажа. Георгий предположил, что если доктор упомянул какого-то полковника, то здесь содержатся и раненые солдаты, по соглашению отданные на верную погибель, которую они скоро могут разделить с ними. Да и мальчишка-посыльный говорил про служивых, доставляемых сюда из казарм…
Снаружи снова хлопнула дверь, загромыхали шаги. Проскрипел замок, и два огромных, словно бегемоты, санитара заслонили своими тушами свет в проеме. Один из них сделал шаг и, схватив гигантской ручищей Георгия, вытащил его наружу, другой здоровяк ловко застегнул на нем наручники. То же самое проделали и с Марией. Под конвоем двух амбалов их повели по коридору. Замыкал процессию сам Шварцмайер, продолжавший напевать детскую песенку. За поворотом стояли больничные каталки – санитары положили на них Родина и его напарницу, сняли с них наручники и закрепили конечности пленников тугими кожаными ремнями.
Проехав всю подземную галерею, они остановились у двери, за которой открылась большая, похожая на библиотеку комната, только полки были заставлены не книгами, а толстыми папками.
«Как в регистратуре, – пронеслось в голове у Марии. – Наверное, здесь, среди карт больных, Шварцмайер и хранит компромат на кайзера…»
Она подняла голову и встретилась взглядом с Георгием – он, скорее всего, думал о том же.
– Не скучайте, друзья – улыбнулся герр Людвиг, – еще пара минут, и ваши постные мины сменятся на счастливые улыбки! Прошу! Моя гордость!
Ослепительный свет ударил по глазам – разведчиков завезли в операционную, напоминающую физическую лабораторию. Вдоль стен на металлических стеллажах лежали бухты гудящих проводов. Посреди огромного помещения, под тарелками операционных ламп, стоял массивный металлический шкаф, от которого спрутом расходились щупальца проводов. Шкаф гудел бархатным звуком, мигал лампочками, ресницы стрелок на приборах нежно трепетали. Он напоминал огромное задремавшее существо, ждущее, когда ему принесут поесть. Пищей ему наверняка служили пациенты этой клиники. От вида железного чудища Мария поежилась – она понимала технические особенности лечения.
– Оставьте нас наедине, никуда они не денутся, – приказал санитарам Шварцмайер и обратился к лежащим: – Вот, пожалуйте, мое чудеснейшее устройство, которое остановит лгуна Фрейда с его пустыми учениями. Пока тот продолжит пудрить мозги своим пациентам, мои испытуемые уже будут здоровыми. Да, понимаю ваши удивленные взгляды, путь к идеальному здоровью лежит сквозь штабеля умерших живых существ, но поверьте, это стоит того, – доктор развел руки в стороны. – Начнем мы с безнадежно больных, которым даруем душевное равновесие. Или же с лжепророков, которые сами отрекутся от опасных заблуждений. А затем перейдем к солдатам, которых избавим от страха. Потом займемся пьяницами, которых исцелим от их порочной тяги, и перейдем к рабочим, которые заражены ленью и социалистическими мечтаниями!
Он плотоядно потер руки.
– Идеальное общество, господа! Добро пожаловать на его алтарь!
– Почему вы не проводите исследования на животных? – спросил Родин. Один вид железного шкафа с лампочками и проводами пронизывал его ужасом.
– Животные не умеют говорить. К тому же у них нет психических заболеваний. Все наши исследования для блага людей, а потому лучше, чем их самих, не найти для работы. Человеческого материала больше, чем бездомных кошек и собак, которых необходимо еще поймать. Да и зачем искать, когда испытуемые сами идут к тебе в руки?
