Г о с п о ж а Б е р н и к. Да, сегодня мы одни.
Л о н а. Понятно. Мы встретили на рынке парочку ваших нравственно испорченных. Они как нас увидели, сразу напустили на себя страшно занятой вид. Но мы не успели толком поговорить с вами вчера, здесь были трое этих энтузиастов, да еще пастор…
Т ё н н е с е н. Учитель.
Л о н а. Я называю его пастором. Но что вы скажете о моей пятнадцатилетней работе? Видите, он стал совсем большим мальчиком. Кто теперь узнает в нем шального дурня, сбежавшего из дома?
Т ё н н е с е н. Хм!
Ю х а н. Лона, не хвались…
Л о н а. Нет, тут есть чем гордиться! Господи, других побед у меня в жизни нет, но эта дает мне право топтать землю дальше. Знаешь, Юхан, когда я вспоминаю, как мы начинали там с нуля, не имея ничего, кроме четырех кулаков…
Т ё н н е с е н. Рук.
Л о н а. Я сказала кулаки, потому что они были заскорузлые…
Т ё н н е с е н. Уф-уф-уф!
Л о н а. …и пустые.
Т ё н н е с е н. Пустые? Ну, однако, я вам скажу!
Л о н а. Что ты собрался сказать?
Б е р н и к. Хм, хм.
Т ё н н е с е н. Я вам так прямо и скажу – уф! (Уходит на террасу.)
Л о н а. Что с ним такое?
Б е р н и к. Не обращай внимания, он нервный в последнее время. А ты не хочешь посмотреть сад? Ты там еще не была, а у меня как раз час свободного времени.
Л о н а. Я с радостью. Вы не поверите, но в мыслях я часто гуляла по вашему саду.
Г о с п о ж а Б е р н и к. Его тоже не узнать, сейчас увидишь.
Консул с женой и Лоной спускается в сад, и на протяжении следующей сцены зрители иногда мельком видят их.
У л а ф (в дверях на террасу). Дядя Хилмар, знаешь, что сказал дядя Юхан? Он спросил, хочу ли я поехать с ним в Америку!
Т ё н н е с е н. Ты? Бездельник и балбес, пристегнутый к мамкиной юбке?
У л а ф. Да, но теперь все, хватит. Вот еще увидишь, каким я вырасту…
Т ё н н е с е н. Ой, пустые слова. В тебе нет настоящей крепости духа и воли, без которой…
Оба выходят в сад.
Ю х а н (Дине, которая сняла шляпку и, стоя в дверях комнаты направо, отряхивает пыль с платья). Вы раскраснелись, пока мы гуляли.
Д и н а. Да, чудесная прогулка. Я никогда не гуляла так чудесно.
Ю х а н. Вы, похоже, нечасто выбираетесь прогуляться с утра пораньше?
Д и н а. Нет, я гуляю, но только с Улафом.
Ю х а н. Вот как. Может, вам больше хочется спуститься в сад, чем быть здесь?
Д и н а. Нет, мне больше хочется остаться здесь.
Ю х а н. Мне тоже. И уговор – мы каждое утро ходим вместе на прогулку.
Д и н а. Нет, господин Тённесен, вам не стоит этого делать.
Ю х а н. Чего мне не стоит делать? Вы же обещали?
Д и н а. Да, но теперь, подумав… Вам не стоит показываться на людях со мной.
Ю х а н. Почему?
Д и н а. Вы приезжий, вы не поймете… ну да я вам объясню.
Ю х а н. Сейчас?
Д и н а. Нет. Все-таки не хочу говорить об этом.
Ю х а н. Что вы, со мной вы можете говорить о чем угодно.
Д и н а. Тогда… Должна сказать вам, что я не такая, как остальные девушки, я… со мной не все просто. Поэтому вам не следует гулять со мной.
Ю х а н. Ничего я из этого не понял. Вы сделали что-то скверное?
Д и н а. Нет. Я – нет, но… Знаете, довольно об этом. Вам и без меня все доложат.
Ю х а н. Хм.
Д и н а. Я очень хотела спросить вас о другом.
Ю х а н. О чем же?
Д и н а. В Америке ведь очень легко выбиться в люди?
Ю х а н. Нет, это не всегда легко, обычно на первых порах приходится много и тяжело работать.
Д и н а. Да я бы с радостью…
Ю х а н. Вы?
Д и н а. Работать я умею. И сама сильная, нехворая, а тетя Марта многому меня научила…
Ю х а н. Так какого черта?! Поехали с нами!
Д и н а. Вы все шутите. И Улафа тоже звали ехать. Но я вот что хотела спросить – люди там, у вас, они… очень большие моралисты?
Ю х а н. Моралисты?
Д и н а. Я имела в виду, они… такие же всегда правильные и благопристойные, как здесь?
Ю х а н. Во всяком случае, люди там не такие плохие, как думают здесь. Вам не стоит об этом тревожиться.
Д и н а. Я тревожусь не о том. По мне, лишь бы они не были эдакая ходячая мораль и сама благопристойность, как здесь.
Ю х а н. Не были? А какими они должны быть?
Д и н а. Я хочу, чтобы они были… настоящие, живые.
Ю х а н. Да, да! Это как раз про них, по-моему.
Д и н а. Тогда хорошо бы мне уехать туда.
Ю х а н. Конечно же, хорошо! Потому вам и надо ехать с нами.
Д и н а. Нет, я не хочу ехать с вами, я хочу одна. О, я сумею пробиться, из меня выйдет толк…
Б е р н и к (стоя внизу террасы с обеими своими спутницами). Не ходи, я сам принесу, дорогая. Так и простудиться недолго. (Заходит в залу, ищет шаль жены.)
Г о с п о ж а Б е р н и к (из сада). Юхан, и ты спускайся. Мы идем в грот.
Б е р н и к. Нет, Юхан останется. Дина – возьми шаль моей жены и ступай с ними. Дорогая Бетти, Юхан побудет со мной. Мне надо расспросить его о житье-бытье.
Г о с п о ж а Б е р н и к. Да, да, но догоняйте потом. Ты знаешь, где нас найти.
Госпожа Берник, Лона и Дина уходят через сад налево.
Б е р н и к (провожает их взглядом, потом идет и запирает первую левую дверь, а потом подходит к Юхану, хватает его руки, трясет их и жмет). Юхан, пока мы одни – позволь мне поблагодарить тебя.
Ю х а н. Ну что ты!
Б е р н и к. Своим домом, и своим семейным очагом, и счастливой семейной жизнью, и положением в обществе – всем я обязан тебе!
Ю х а н. Карстен, дорогой, я рад, что из той дурацкой истории вышло что-то путное.
Б е р н и к (снова трясет его руки). Спасибо, спасибо тебе! Из десяти тысяч ни один не пошел бы на то, что ты для меня сделал.
Ю х а н. Скажешь тоже… Мы были тогда молоды, беспечны. Один из нас должен был взять вину на себя…
Б е р н и к. Проще всего это было бы сделать виновному.
Ю х а н. Стоп, стоп! В ту секунду проще оказалось невиновному. Я был свободен как ветер, родители умерли. Сбежать от нудной каторги в конторе было сущее счастье. А у тебя и старушка-мать жива, и с Бетти ты тайно обручился уже, она была от тебя без ума. Что стало бы с ней, узнай она…
